Книга Декоративка - Агата Грин

Как она не понимает этого? Чему она радуется? Почему, черт возьми, она счастлива?

— Кстати, Лена, — холодно сказала я, — как отец Хаун в постели?

— Думаешь, он ужасен? Это не так. Он… Ты и представить себе не можешь, какой он. Его надо видеть, слышать… — произнесла девушка; слово «он» прозвучало по-особенному мягко и трепетно. — Хаун не стар, не уродлив, не жесток. Он ни к чему меня не принуждал. На меня никто и никогда так не смотрел, как он смотрит. Да, знаю — я у него одна из многих, очередная наложница… Но, Ира… оно того стоит. Тысячу раз стоит. Так что не смотри на меня так, не говори со мной так, словно я глупая овца, которая повелась на ласку и богатство.

Я нахмурилась, решив для себя, что любовь к Хауну ей внушил Шариан, иначе ее не объяснить логически. И все же я попыталась еще раз вразумить подругу:

— Наскучишь ему — вышвырнет. Постареешь — вышвырнет. Подурнеешь — вышвырнет. Не родишь девочку — может вышвырнуть. Да и сами роды, Лена, это не развлечение, а здесь наших врачей нет и препаратов тоже. Сказка, в которой ты живешь, легко может обернуться кошмаром, в котором живу я. Так что лучше давай сбежим отсюда вместе. Вдвоем мы все распланируем и…

— Нет! — резко прервала она меня. — Я все для себя решила. Я хочу остаться мэзой. И ни слова больше!

«Шариан… — вертелось в моих мыслях. — Он даже не озаботился тем, чтобы стереть Ленины воспоминания, просто сделал ее куклой, влюбленной в отца Хауна». То, что Лена по-настоящему могла в него влюбиться, я не допускала. Это не укладывалось у меня в голове.

— Я беременна, Ир, — добавила дрожащим голосом Лена, и опустила руку на живот. — Я не буду бегать с тобой по зимней тайге, чтобы поймать гул и теоретически переместиться домой. Когда отец Хаун спросил, готова ли я стать матерью, я ответила «да». Это мой выбор.

Тяжелый вздох так и рвался из меня, но я не вздохнула и, заставив себя улыбнуться, сказала:

— Тогда желаю, чтобы твой выбор оказался верным, роды были легкими, и у тебя родилась здоровая девочка, Лена. Береги себя… будущая мать.

Лена подошла ко мне и взяла за руки.

— А я желаю, — проговорила она быстро, — чтобы тебя купил такой ни-ов, в которого ты влюбишься, и который влюбится в тебя и навсегда выкупит у распорядителя. Не только для меня, но и для тебя жизнь может превратиться в сказку. Я тебе помогу, обещаю.

Что мне оставалось? Я продолжала улыбаться.

Глава 14

Я вернулась, когда уже стемнело; многие декоративки спали. А те, что не спали, не обратили на меня особого внимания. Я решила, что опасно выпячивать свое нежданно обретенное богатство. Хоть тулуп и был хорош, но все же это был тулуп, а не шуба, к тому же под ним не видно было красивого платья. Лежанку, которую я «забила», заняла другая женщина, но я не стала ее выгонять, и устроилась в другом месте. День у меня выдался насыщенный, так что, стоило мне склонить голову, как я сразу заснула.

Разбудила меня утренняя суматоха прихорашивающихся к ярмарке декоративок; помещение заполнял шум, сотканный из взволнованных женских голосов. Я зевнула, потянулась, потрогала пузатую сумку…

Лена меня просто спасла, ее помощь была как нельзя кстати!

«Сегодня все будет иначе, — решила я. — Сегодня меня будут не разыгрывать, а продавать, и я покажусь перед публикой таким дорогим товаром, что Зену точно не хватит денег, чтобы меня купить.

Тогда и золото ему, может быть, не придется отдавать… а если он и подойдет ко мне, то я протяну ему платок, в который спрячу золото, и можно будет забыть о желтоглазом».

Повесив ремешок сумки на плечо, я сходила умылась, затем наведалась в закуток, где справляли нужду, и вернулась в общее помещение, чтобы самой подготовиться к ярмарке. Для начала я распустила косу, которую вчера наскоро заплела, расчесала волосы гребнем, и убрала с помощью красивых деревянных шпилек в высокий пучок, чтобы открыть свои лицо и шею. Разобравшись с волосами, я достала из сумки шкатулку, в которую Лена убрала косметику, и, найдя в одной из склянок нечто красное и похожее на помаду, подкрасила губы и нарумянила щеки.

— Ой, — пискнула какая-то девушка, оказавшись возле меня. — Можно мне тоже?

— Ага, — разрешила я, и протянула ей шкатулку.

Это действие возымело особый эффект: декоративки, находящие поблизости, которые, казалось бы, совсем не обращали на меня внимания, все вдруг ринулись ко мне, стали наперебой спрашивать мое имя, щупать глазами меня и то, во что я одета. Растерявшись, я попятилась назад, непроизвольно прикрывая собой сумку.

— Что, еще одна бывшая? — раздался тягучий голос, и, небрежно отпихнув в сторону декоративок, вплотную ко мне подошла женщина… нет, не женщина — баба. Высокая, полная, ярко, но безвкусно одетая, сильно накрашенная, она уперлась руками в свои выдающиеся бока и посмотрела в мое лицо. Прочие женщины при ее появлении замолкли, отошли назад, оставляя ей одной право говорить со мной.

— Как звать? — насмешливо спросила баба.

— Сначала ты назовись, — в тон ей ответила я, и сложила руки на груди.

— Бы-ы-ывшая, — протянула она, начиная обходить меня кругом. — Все вы такие спесивые поначалу… говорить с нами не хотите, нос воротите. Но я тебя научу нашему закону. Вижу, одежки у тебя хорошие… Будет чем налог оплатить.

— Какой еще налог?

— Бабский налог! — усмехнулась она, и я подумала про себя, что не ошиблась, сразу определив ее в «бабы». — Каждая бывшая при появлении платит наложек, чтобы прописаться как декоративка, стать нашей. Сумку сюда давай, я сама выберу, что взять.

— С чего ты взяла, что я «бывшая»? — спросила я, снова вешая ремешок своей сумки на плечо и на всякий случай прикрывая ее руками. — Я с самого начала декоративка, между прочим.

— Брехня. По тебе сразу видно, кто ты. Так что не жмоться. Давай мне сумку.

Грозная баба требовательно вытянула руку.

— Повторяю: я не была мэзой и сразу была назначена декоративкой! Я месяц прожила в тайге с мэнчи, а это все получила как плату за работу. Вчера меня водили во дворец к любимой мэзе отца Хауна. Она хотела, чтобы я ее нарисовала. За это мне вещами и заплатили.

— Все равно давай сумку, у нас принято делиться.

— Охотно поделюсь с теми, кто помогал мне месяц назад, когда я умирала от жара, — сказала я, прищурилась, и без особой надежды поискала взглядом лица тех женщин, которые возились со мной. Особенно я хотела увидеть прекрасное лицо Ангела. Но, увы, ее я не увидела.

Грозной бабе надоело ждать, и она схватилась за ремешок сумки, и так его рванула, что я полетела в ее «жаркие объятья». Схватив меня за подбородок, она прошипела мне в лицо:

— Ты мне тут не выделывайся, сопля зеленая. Я у Гадо заместо глаз и ушей, он меня ценит.

— А меня боится, — спокойно ответила я и пихнула бабу в грудь. Так как она ремешок не выпустила, он лопнул, и сумка упала на пол, при этом из нее вывалился платок, в который Лена завернула один из мешочков с золотом.