Книга Стань моим завтра - Эмма Скотт

– Добрый день, это дом семьи Росси.

– Привет, мам, – сказала я.

Наступила тишина. Мама сделала вдох.

– Привет, милая, – произнесла она голосом, полным эмоций. В нем звучали и облегчение, и любовь, и тихая, ласковая осторожность, всегда появлявшаяся при разговорах со мной. Как будто мама думала, что если не шуметь, то во мне не проснется ужас и очередной панической атаки не случится. – Как твои дела?

– Все хорошо. Я в Нью-Йорке.

– Правда? – Ее голос стал на октаву выше. – Что ты там делаешь?

Я рассказала ей о графическом романе и о Бекетте. О том, что после праздников мы собирались нести нашу книгу в большое издательство.

– Им обязательно понравится, милая, – проговорила мама. – Я так тобой горжусь.

Я изо всех сил заморгала.

– Спасибо, мам. Как там папа?

– У него все отлично, хотя он, конечно, расстроится, что пропустил твой звонок. Он сегодня ушел в боулинг.

– А, понятно. Тогда я как-нибудь перезвоню, чтобы с ним поговорить.

В голосе моей мамы послышалась нерешительность.

– Как ты считаешь… Может быть, сможешь в этом году к нам приехать? Ты же сейчас совсем рядом.

Я закрыла глаза, чувствуя, как сердце сжимается от боли.

– Я хочу, мам. Ты же знаешь, что я хочу. Но…

Мой взгляд упал на кадр, где Райдер появляется из пустоты, чтобы сказать Кире, что есть и другой путь.

– Но я хотела бы приехать с другом, если можно.

– Конечно, солнышко! – ее голос практически сорвался на крик. – Бери с собой кого захочешь!

Я улыбнулась, чувствуя, как проходит ощущение тесноты в груди.

– Это еще не точно, мне нужно будет спросить у него…

– У него? Так ты приедешь с мальчиком?

– Да, это мальчик, но он мне просто друг. И я не уверена, захочет ли он ехать, но…

– Но ты обязательно спроси, – закончила она за меня.

Я снова улыбнулась в трубку.

– Хорошо, я спрошу. Я думаю, у меня может получиться держать себя в руках. Если он будет рядом.

Потому что рядом с ним я всегда чувствую себя в безопасности.

– Милая, если это слишком тяжело для тебя, я пойму. Мы все поймем.

– Я знаю, мам, – ответила я. – Но я хочу попробовать.

– Потому что ты сильная. И всегда такой была.

«Не всегда, – хотела сказать я. – В самый важный момент я оказалась слабой».

Я положила трубку, понимая, что обнадежила маму, и тут же начала терзаться сомнениями. Последний раз я попыталась приехать к ним в прошлом июне – на день рождения папы. Как только такси, которое я поймала у аэропорта, подъехало к району Риттенхаус, я почувствовала себя так, словно мое горло сжала невидимая рука. На коже выступили мурашки, словно меня окунули в ледяную воду.

«Посттравматическое стрессовое расстройство», – говорили доктора. Этот диагноз мне поставили десять лет назад после того, как случился мой первый истерический припадок. Он произошел, когда я зашла в пустую комнату Розмари. Когда я поняла, что никогда больше ее там не увижу.

Из-за панических атак – или истерических припадков, или как их там называют – во время визитов домой мне приходилось сидеть на таблетках, а от них постоянно страшно хотелось спать. Я превращалась в зомби, бродившего на окраинах адской боли.

Тем не менее, я пыталась. Ради своей семьи я предпринимала новую попытку один или два раза в год. И один или два раза в год уезжала обратно, с кошмарной ясностью осознавая, что я вовсе не сильная.

Но, возможно, если Бекетт будет рядом… Если я смогу черпать силы в той надежности, которую он источает… Если он меня подстрахует…

Может быть, я смогу с этим справиться.

Бах!

Бекетт вернулся со смены только после одиннадцати. Я еще не спала: ковырялась со скетчем для романа и собиралась с духом, чтобы поговорить с Бекеттом о Рождестве. После разговора с мамой у меня не осталось выбора. Я уже не могла пойти на попятную.

– Привет, – сказал Бекетт.

– И тебе привет, – ответила я, поворачиваясь на стуле. Бекетт стоял у двери, излучая холод. На его куртке таяли крохотные льдинки. Но, когда он обводил взглядом гирлянды на стене и маленькую елочку, стоявшую на столе передо мной, в его темно-синих глазах плескалось тепло.

– Откуда все это?

– Ты не против? – спросила я. – Просто мне страшно надоело это чудовище на потолке, – сказала я, махнув рукой в сторону уродливой лампы, висевшей над нашими головами. Она была выключена. Квартиру освещали только гирлянды и маленькая настольная лампа, при свете которой я работала.

– Это так… мне нравится, – проговорил Бекетт. – Очень нравится.

– Отлично, – отозвалась я, внезапно растроганная мягкой улыбкой, заигравшей на его губах. – Все-таки праздники уже не за горами.

Я мысленно застонала от того, как банально прозвучали эти шесть слов, но Бекетт, похоже, не обратил на это внимания. Он снимал верхнюю одежду, не отрывая глаз от гирлянд. И от меня.

– А как тебе ковер? – спросила я. – Если не нравится, можем поменять его на что-нибудь получше, но…

Я попыталась придать своему голосу прокуренную хрипотцу.

– Я думаю, он задает стиль всей комнате.

Бекетт непонимающе моргнул.

– Это цитата из «Большого Лебовски», – пояснила я с горящими от неловкости щеками. – Никогда не смотрел этот фильм? Нет? А, ну неважно.

– Ковер отличный, – сказал Бекетт, задумчиво глядя куда-то вдаль.

– Тогда замечательно. Я рада.

– Схожу в душ, чтобы согреться, – произнес он все тем же рассеянным голосом.

– Ни в чем себе не отказывай.

Пора прекращать закидывать тебя дурацкими цитатами из фильмов…

Я пообещала себе спросить его про Рождество, когда он выйдет из душа, и, усевшись на матрас, принялась ждать.

Но Бекетт, переодевшийся в пижамные штаны и футболку с длинным рукавом, вышел из душа, преследуемый облачком пара и волной нервного напряжения. Остановившись у края кровати, он навис надо мной.

– Так больше не может продолжаться, – сказал он после небольшой паузы.

– Как – так? – переспросила я, чувствуя, как мое сердце пронзает ужас.

– Ты не можешь спать на полу, когда я сплю на кровати. Это неправильно.

С моих губ сорвался вздох облегчения.

– Господи, я уже подумала, что ты хочешь выкинуть меня на улицу.

Он скорчил гримасу, как будто съел что-то тухлое.