Книга Вспышка - Элис Бродвей

– Так сними свои одежды! – потеряв терпение, взорвался ты. – Освободи тело из плена покровов!

Он так и сделал. Принялся стягивать одежду, постепенно обнажаясь.

– Да! К чему украшать себя яркими тряпками, если моё тело так прекрасно? Я несокрушим! К чему навешивать на себя покровы смертных?

И Метеус принялся нагишом скакать по пиршественному залу, а верные слуги тщились его прикрыть. Твои друзья заходились от смеха, да и ты порадовался: братец показал себя сумасшедшим, как ты давно надеялся.

– Почему мы едим это животное? – Он показал на баранью ножку на столе. – К чему пожирать низменную плоть, когда есть я – бесконечный источник жизни. Я накормлю вас. Я стану вам и пищей, и питьём!

– Так давай! – плача от смеха, воскликнул ты. – Покажи нам, как это делается!

И он принялся срезать с себя кожу. Лоскут за лоскутом. Ты закричал. Вцепился ему в руку и потянул к себе нож, но брат был силён… очень силён. Охваченный безумием, в котором он не чувствовал боли и не видел крови, Метеус кричал:

– Подходите! Попробуйте мою плоть! Ешьте и пейте! Вы больше никогда не будете голодать. Моё тело вечно и нетленно. Оно восстанет в истинной красе, и вы увидите, как любят меня боги.

Ты всё же дотянулся до ножа в его руках, мокрого и липкого от крови, и вырвал наконец его из ослабевших пальцев. Ты только хотел послушать, как брат хвастается, как низко он пал в своём безумии. Ты никогда не желал такого унижения и боли. А Метеус всё хватался за нож, тянул его к себе, пока кровь не унесла с собой его душу. И ты опустился на пол и обнял тело брата, глядя на пол, усеянный лоскутами кожи. И видел ты лишь кровь на своих руках.

Когда Луна проснулась и отправилась завтракать, она заметила на полу алые отпечатки голых ступней. Дойдя по этим следам до пиршественного зала, королева увидела тебя с телом брата. Ты всё так же обнимал его, пытался вернуть на место отрезанные лоскуты кожи и взывал к предкам, умоляя о милосердии. И тогда она закричала.

Королева призналась, что они с мужем дурачили подданных. Что смерть и воскресение Метеуса были просто шуткой. Король не был бессмертным… не более чем любой другой житель королевства. Она сняла с головы корону и положила её в могилу к усопшему супругу. В тот же день королева покинула те земли, и больше её никогда не видели.

А ты пришёл к власти. И правил мудро и осторожно. Ты объяснил людям, что с той поры никто не смеет искать бессмертия. Ни один мужчина не будет солнцем, и ни одна женщина не будет луной. Никто не сочтёт себя лучше других и не позволит собой командовать. Не будет в этой земле королей и королев. Все люди будут едины. А их кожа, прекрасная и чистая, станет знаком того, что все принадлежат земле и никогда не возжелают превратиться в солнце, луну или звёзды. И каждый год в день смерти брата ты падал на колени и оплакивал горькую потерю – своего брата, сбросившего кожу и утратившего бедную, заблудшую душу.

Глава двадцать восьмая

Слова этой легенды жгут, будто с меня сдирают кожу, но я слушаю. «Рассказ о влюблённых читали на прощании с папой», – хочу я сказать Сане. Вот только в этой истории всё перевёрнуто. На самом деле это рассказ о любви, прекрасной и бессмертной. О том, что кожу можно снять, но любовь будет жить вечно, как душа. А сейчас я слушаю леденящее душу сказание о жадности и властолюбии.

Наши легенды такие разные… Если бриллиант поднести к свету, он рассеет лучи в разных направлениях. Каждый луч, как дорога, поведёт путников в разные стороны, и со временем они всё больше отдалятся друг от друга.

Мел мечтала выяснить, как легенды пустых влияют на их жизнь и уводят всё дальше от истины. Наша рассказчица полагала, что, стоит ей понять пустых и их истории, и она найдёт способ их спасти. Рассказчица искренне верит в силу наших легенд. Возможно, Мел даже надеется, что, выслушав её, пустые передумают. Волшебные слова нашей рассказчицы развеют злое заклятие, наложенное на этих несчастных, и они увидят свет истины.

Сана смотрит на меня совершенно бесстрастно. Понять, о чём она думает, невозможно. Но я не готова отвечать на её безмолвный вопрос. Какая история правдива, а в какой ложь? Наша или чужая? Или, может быть, они обе в чём-то правдивы и лживы одновременно?

– Эту легенду мне рассказывал отец, – наконец решаюсь я нарушить молчание. – Только немного по-другому.

– Твой отец начал рассказывать ту историю и нам, – отвечает Сана, не глядя на меня. – Однако старейшины велели ему замолчать. Какой смысл слушать ложь, если знаешь правду?

Слова Саны мне что-то напоминают. Или кого-то. Её рот кривится в угрюмой усмешке.

Мне хочется разговорить наставницу, но я не знаю, с чего начать, и прячу свои мысли поглубже, как одинокий камень на дне глубокого кожаного мешочка. Подумаю об этом после.

– Он вам нравился? – спрашиваю я Сану, когда мы убираем скребки на место. – Мой отец… нравился?

Похлопав на прощание по шее лошадь, Сана отряхивает одежду.

– Пойдём прогуляемся, – отвечает она с натянутой улыбкой.

Мы идём на холм, где всегда горит огонь. Сана так долго молчит, что я уже и не надеюсь дождаться ответа, но она всё же поворачивается ко мне и произносит:

– Нравился ли он мне? Не знаю. Он любил мою лучшую подругу. Почти так же сильно, как я. – Глаза Саны блестят от слёз. – Он как будто зажёг в ней огонь. Высек искру – и она стала ещё прекраснее, чем была. Её радость и смех были заразительны. – Сана улыбается и медленно направляется к огню. – Когда она отдала своё сердце Джоэлу, то лишила меня частички своей души. Наверное, так всегда бывает.

Мы останавливаемся у костра, глядя на языки пламени. При свете дня костёр выглядит по-другому: его таинственные силы тают в дневном свете. Даже ароматы поленьев и запах дыма сейчас слабее, чем в темноте.

– А потом вы потеряли её окончательно, – едва слышно говорю я в такт потрескивающим в огне дровам.

– Смерть Миранды – это самое страшное горе в моей жизни.

Мне хочется рассказать, поделиться – я тоже знаю, что значит терять лучших друзей. И хоть Верити жива, но её нет рядом, как и мамы, и Оскара, и других. В Сейнтстоун меня влечёт любовь. Непреодолимая тяга увидеть людей, с которыми остались частички моего сердца. А теперь и в Фетерстоуне у меня появились новые друзья, близкие, о которых болит душа.

Любить тяжело. Очень. Не знаю, почему мы не откажемся от любви. Разве только… Ответ подсказывает выражение на лице Саны. Мучительные страдания любви сродни боли от укола иглы чернильщика, когда тёмная капля попадает в кожу с острым кончиком иглы, давая жизнь прекрасному рисунку.