Книга Сердце Сапфо - Эрика Джонг

— Если увидишь моего дорогого брата, передай ему мой горячий привет, — сказал он.

— В этом можешь не сомневаться, — сказала я, пожирая глазами лицо Антименида, так похожего на моего возлюбленного.

Глядя, как он нам машет, как удаляется его корабль, я вспомнила мое прощание с Алкеем, и рана моего сердца снова открылась.

— Что ты сказал Антимениду? — спросила я Эзопа.

— Я просто напомнил ему кое о чем, что он знал и без меня. Навуходоносор очень любит светловолосых куртизанок, и за Родопис в Вавилоне можно выручить хорошие деньги. А кроме того, во время пути им будет не скучно.

— Значит, ты продал Родопис вавилонскому царю?

— Ни одно другое существо я бы не продал в рабство — я просто высказал предположение о том, сколько она может стоить как украшение висячих садов. И потом, Родопис никогда не остается в рабстве надолго. Она знает, как превратить хозяина в раба. Иные женщины умеют только превращать рабов в хозяев.

— Надеюсь, ты не меня имеешь в виду, — сказала я. Эзоп смерил меня ироническим взглядом.

Наконец мы подняли нашего капитана, и корабль был готов продолжить плавание, но я должна признать, что мне не хватало беспокойной Родопис. Без нее наше судно казалось пустым и печальным, а Дельфы — более скучным местом назначения, чем Вавилон. Мне и самой хотелось бы посмотреть на легендарные висячие сады.

12. Среди амазонок

Дикие женщины верхом на своих крылатых конях

Скачут по бледным кольцам луны.

Амазониада

Мы снова плыли в Дельфы. Официально наша миссия состояла в том, чтобы от имени фараона выслушать пророчество, предназначенное для него. Но втайне я, конечно, желала найти Алкея и завоевать его упрямое сердце. Не знаю, почему я думала, что в этот раз найду Алкея в Дельфах, ведь в прошлый мне это не удалось. Может быть, из-за того, что в Дельфах его видела Родопис, а чем я хуже ее. Мои надежды были безосновательными. В своем воображении я представляла, как встречаю Алкея, говорю ему, что Клеида — его дочь, и мы вместе возвращаемся на Лесбос, чтоб предстать перед моей матерью и Питтаком и предъявить наши права на ребенка. Все это были пустые мечты. Эзоп был слишком проницателен, он чувствовал — что-то гнетет меня, хотя я ничего ему не говорила.

— Кто ждет тебя в Дельфах, Сапфо?

— Никто, кроме Пифии и тех, кто ей служит.

— Почему я в этом сомневаюсь?

— Потому что ты слишком много думаешь, Эзоп. Ты никогда не принимаешь мир таким, каков он есть.

— Потому что я знаю: мир редко бывает таким, каким кажется. Похоже на то, что вас с Родопис связывает любовь. Если не друг к другу, то к какому-то мужчине. Мой соперник, претендующий на твою любовь. Кто он?

— Никакого мужчины нет. Не говори глупостей.

— Родопис — красавица, которая подчиняет себе любого мужчину, бросившего на нее взгляд. Она капризна, как Афродита, и не менее прекрасна. Тебя это не раздражает?

— Совсем нет. Моя мать была красавицей. Ну и что она с этого получила? Неверного мужа и любовь тирана. Даже для Афродиты красота оказалась ловушкой. Я бы предпочла петь о ней, чем быть ею.

Так я говорила, но в глубине души мне хотелось быть похожей на Родопис. Она была высокая и статная, а я низкорослая и кривобокая, она сияла, словно золото, а я была смугла, она могла похвастаться пышной грудью, а я казалась себе плоской, как доска. Если бы к моему умению петь у меня была красота Родопис, весь мир принадлежал бы мне — только протяни руку. Я неплохо преуспела для обыкновенной девушки, но я никогда не забывала, что я — обыкновенная. Если бы я была красивее, Алкей не оставил бы меня. В этом-то все и дело. Я вспомнила Родопис, связанную, как жертвенный ягненок, и рассмеялась.

— Почему ты смеешься таким злым смехом? — спросил Эзоп. — Ты вспоминаешь своего заклятого врага — Родопис?

— Вовсе нет!

— Осторожнее с желаниями — они имеют свойство сбываться!

— Но не это. Никогда. Даже боги не в силах его исполнить.

— Боги могут с тобой не согласиться, — сказал Эзоп. — Им нравится указывать нам наше место.

— Когда это боги назначили тебя своим пророком? — спросила я Эзопа.

— Тогда же, когда и тебя. У нас в этом смысле общая судьба.

— Глупости, — сказала я, уставившись в море.

И тем не менее я подумала: если бы здесь была лукавая Исида, она могла бы изготовить свинцовую фигурку, у которой рука привязана к ноге, и сделать на ней надпись: «Родопис». А потом мы стали бы повторять над i гей злые заклинания, чтобы Родопис на сей раз навсегда осталась в рабстве.

Родопис придется очень постараться, чтобы освободиться от великого Навуходоносора, про которого говорили, что он сумасшедший. Да, его висячие сады с их цветущими террасами станут одним из семи чудес света, но он был жесток и кровожаден и в гневе не щадил никого — ни женщин, ни мужчин. Он победил египтян при Кархемише. Он захватил Иерусалим и тринадцать лет держал в осаде Тир. Говорили, что он хочет построить великую стену на севере, чтобы защитить северную часть Вавилонии от вторжений. Он повсюду возводил колоссальные сооружения из камней, надеясь, что они сделают его имя бессмертным… Если это не было своего рода безумием, тогда чем же? Египтяне сохраняли тело с помощью мумификации, вавилоняне строили высокие зиккураты, а мы с Эзопом надеялись, что бессмертны наши слова. Какая глупость! Я стала впадать в отчаяние. Что я делала в этом бескрайнем сером море, вдали от моей дочери и Алкея? Где были те, кого я любила сильнее всего на свете? Мысли о Родопис не давали мне покоя. Меня снедали ревность и желание проклясть ее. Но каждое проклятие, приходившее в голову, оборачивалось против меня самой и лишало способности мыслить трезво. Даже отсутствуя, Родопис была рядом. Вот в чем парадокс ревности — она питается большей частью фантомами, а не реальностью.

Мы плыли, и плыли, и плыли. Несмотря на мою хандру, на этом отрезке нашего путешествия с нами ничего не случилось. Капитан сообщил, что мы сделаем остановку на острове Крит, где ныне лежала в прахе некогда великая цивилизация танцующих быков и лабиринтов. Я знала легенды о Тесее и Минотавре и считала, что они имеют такое же отношение к действительности, как и легенды об амазонках или циклопе, ослепленном Одиссеем. Но я ошибалась.

Как-то рано утром, когда туман окутал царство Посейдона, мы подошли к скалистому берегу, откуда доносилось птичье пение. Гребцы причалили нашу галеру к песчаной косе, и мы с Эзопом и Праксиноей отправились на поиски пресной воды, а моряки тем временем принялись мыть корабль, латать паруса и чинить оснастку.

Мы двинулись по узкой горной тропинке, которая вилась вдоль берега. Иногда она сворачивала на торчащие из воды камни, и мы на мелководье видели что-то, похожее на рухнувшие колонны. Под водой посверкивала золотистая мозаика. Под нашими ногами были руины древнего города.