Книга Мой ГУЛАГ. Личная история. Книжная серия видеопроекта Музея истории ГУЛАГа - Людмила Садовникова

Потом моя жизнь очень хорошо складывалась. Муж у меня был — не знаю даже, есть у кого-нибудь еще такой муж или нет. Прелесть прямо человек. Я не знаю, может, он любил меня, может, не хотел расстраивать по каждому пустяку. У меня отвратительный характер, такой отвратительный характер, не дай господь. А он — всегда только лишь бы было все хорошо, только было бы хорошо! Вот так.

Муж — коренной москвич. У него здесь остались мама и сестра.

И мы в 1968 году переехали сюда. Тогда уже всех реабилитированных пускали в Москву. А то вначале, когда еще он только освободился, так его заставляли жить на 101-м каком-нибудь километре. Он устроился на работу — работал в Центракадемстрое. И прописался здесь — дали комнату в коммуналке на Ленинском проспекте, 22 метра.

Мне должны были дать компенсацию — деньги, но мне их не дали. Кто-то за меня их получил. А денег было много. Ну, да и ладно, я не жалею. Никогда у меня не было больших денег. У меня всегда были так, проходные деньги. Я никогда не копила.

Солженицына хоронить ходила. Молодец, он хоть что-то поднял, что надо. Действительно, надо, надо что-то делать, нельзя же так, нельзя. Но я говорю, что все зависит от людей. Люди, люди делают, у людей все и будет. До тех пор, пока люди не изменятся, все у нас будет по-прежнему.

Труд заключенных на объектах атомного проекта

Александра Успенская, осужденная по статье 58–10 УК РСФСР (антисоветская агитация и пропаганда) на 10 лет лишения свободы, отбывала наказание в исправительно-трудовых лагерях в тяжелое военное и послевоенное время. Во время заключения она работала на первом в СССР предприятии атомной промышленности. В августе 1945 года, после атомной бомбардировки японских городов Хиросимы и Нагасаки, осуществленной США, в СССР активизировались работы по созданию атомной бомбы, начатые еще в довоенное время. Государственный комитет обороны СССР образовал специальный комитет, на который возлагалась реализация атомного проекта. Его председателем был назначен Л. П. Берия. На территориях месторождения урана создавались лагеря, такие как Чаунский ИТЛ, Бутугычаг и другие. В 1946 году был принят генеральный план возведения первого в СССР предприятия по переработке оружейного плутония. По плану предусматривалось строительство жилого поселка на пять тысяч человек. Для будущего предприятия была выбрана площадка на Южном Урале, в Челябинской области, в районе старинных уральских городов Кыштым и Касли. На этом месте со временем был возведен целый комплекс промышленных предприятий, зданий и сооружений, соединенных между собой сетью автомобильных и железных дорог, системой теплоэнергоснабжения, промышленного водоснабжения и канализации. Наиболее известное название секретного города — Челябинск-40, или «Сороковка». При строительстве атомных институтов, заводов и шахт, а также добыче урана использовался труд заключенных ГУЛАГа.

ИССА КОДЗОЕВ

Исса Кодзоев (справа) с ингушским поэтом Али Хашагульговым, Мордовия, ИТК п/я ЖХ-385/11, 1965 год

Интервью записано 3 января 2018 года.

Режиссер Мария Гуськова.

Оператор Денис Гуськов.

Исса Аюбович Кодзоев родился в 1938 году в селе Ангушт Чечено-Ингушской АССР. 23 февраля 1944 года в возрасте пяти лет вместе с родителями выслан в Казахстан. В ссылке потерял всю семью и скитался по детским домам. В 1956 году вместе с семьей своего дяди вернулся на родину. В 1957 году Исса Кодзоев поступает на филологический факультет Чечено-Ингушского педагогического института. Во время учебы записывает воспоминания чеченцев и ингушей о депортации и жизни в Казахстане. Рукопись получает название «Казахстанский дневник». 10 сентября 1963 года Кодзоев приговорен к четырем годам лишения свободы за антисоветскую националистическую пропаганду, изготовление националистической литературы.

После освобождения продолжает отстаивать права своего народа — основывает общественно-политическую организацию «Нийсхо», ведет активную литературную деятельность.

«Власть приказала ингушей в село не пускать»

Мое активное сознание включилось 23 февраля 1944 года. То, что было до, у меня вспоминается вроде кинокадров. Иногда я откуда-то издалека достаю такой кадр. Например, у нас в селе Ангушт была узенькая речонка Арчхи. Люди очень любили эту речку. Там построили новый мостик. Я называл его золотым, потому что свежие обструганные доски казались мне золотыми. Я бегал на этот мостик, любил стоять и глядеть, как вода течет, волны перекатываются через камешки. Мне казалось, что в этой речке живет какая-то девочка. Я стоял на мостике и ждал, когда она мне покажет язык, — наверное, это было что-то из бабушкиных сказок…

В предрассветный час, когда мусульмане поднимаются на намаз, к нам постучались. Об этом вспоминал дедушка — он тогда открывал ворота. Сказали, что у мечети будет большой митинг в честь 23 февраля, дня Красной армии и Военно-морского флота. Клуба в селе не было, и массовые мероприятия обычно проводились во дворе мечети. Вот туда всех и созвали. Гудели машины, на перекрестках стояли автоматчики и пулеметчики, двор мечети был окружен кольцом солдат. Мужчин загнали во двор. На какой-то камень поднялся военный человек в белом полушубке — все офицеры были в новеньких белых полушубках, видимо, специально выдали обмундирование. Объявил, что нас выселяют, так решила партия и правительство, мы — бандиты, предатели, нам здесь жить нельзя. Сперва было гробовое молчание, потом раздались возгласы возмущения, но тут же поверх толпы началась стрельба из пулеметов: дали понять, что роптать не стоит. Что могут сделать безоружные люди? Со всех сторон на вас направлены стволы автоматов и пулеметов.

Я проснулся оттого, что в доме плакали и кричали женщины. Мужчины вернулись из мечети, и к нам во двор вошло много солдат. У нас была собака Хаги, дед ее еще щенком принес, так вот Хаги не пускала их во двор. И тогда один солдат вскинул винтовку и застрелил нашу собаку. Я слышал выстрел, подбежал к окну — вижу, она бьется в луже алой крови. Дед, когда умирал, говорил: «Две кровные мести я не возместил. Кровь своей собаки, которую на моих глазах чужеземец застрелил, и кровь несчастного мальчика…» Мальчика уже в Казахстане застрелили. Ему было лет тринадцать, он психологически был не очень состоятелен (слаб рассудком). Проголодавшись, мальчик залез в колхозный огород и сорвал, как говорят, шесть огурцов. Женщины-колхозницы подняли крик: «Вор, бандит!» А он ничего не понимает, ест огурец и смеется. Был там офицер-резервист Коба, им тогда в каждом селе выдавали винтовки на случай, если мы восстание поднимем. Коба мальчика застрелил.