Книга Забытая армия. Французы в Египте после Бонапарта. 1799-1800 - Александр Чудинов

В результате это дело стоило врагу трех тысяч человек. Ни один из высадившихся не вернулся обратно на корабли. И только восемьсот человек, обескураженных зрелищем своих зарезанных товарищей, сдались в плен. 600 лопат и кирок и столько же мешков с землей были обнаружены в траншее, которую они начали копать. К нам попало также тридцать одно их знамя.

Наши потери составили 22 убитых, 97 раненых и 18 лошадей, выведенных из строя.

Среди наших пленников находятся заместитель командующего экспедицией по имени Исмаил, ага янычар и каймакан (он ранен в бедро), командир 74-пушечного корабля и ряд других высокопоставленных офицеров, как сухопутных, так и морских.

Три месяца тому назад эта армия, состоящая из семи тысяч янычар, покинула Константинополь. Ею командует Саид Али-паша, которому хватило здравого смысла не высаживаться на берег. У него есть приказ вторгнуться в Египет в любом месте от Дамьетты до Александрии. Поэтому, видя их корабли на прежнем месте, я думаю, что, несмотря на первую неудачу, они предпримут еще одну попытку или здесь же, или где-нибудь в Дельте. Я буду следить за ними внимательно, и, надеюсь, им не удастся скрыть от меня свои перемещения. В остальном эта армия независима от той, что в Сирии, из которой у них нет никаких сведений, и, похоже, они не сильно рассчитывают на ее силы и ее активность. Я пришлю вам знамена, когда будет возвращаться адъютант Даву. Будьте любезны сообщить мне, что делать с пленными, которых я пока поместил в Лесбе.

Не могу еще отправить к вам 2-ю [легкую полубригаду], учитывая присутствие противника, задержку батальона 32-й [линейной полубригады] в Катии и неприбытие драгун 20-го [драгунского полка], которых вы мне обещали. Как только все эти войска придут, я ее к вам отправлю».

Полный разгром и уничтожение турецкого десанта продемонстрировали блестящие боевые качества солдат Восточной армии. Не решившись повторить высадку, командор Смит вечером 4 ноября ушел на «Тигре» в Яффу. Вот тогда-то генерал-адъютант Моран, прибывший с депешами Клебера в военный лагерь близ Лесбе, и вынужден был проводить англичанина взглядом, чтобы на другой день отправиться вдогонку за ним. Следом за «Тигром» потянулись и турецкие транспортные суда.

Окрыленный вестью о победе, Клебер 8 ноября вновь обратился к великому визирю с предложением начать переговоры, сообщив теперь уже и ему, что назначил парламентерами Дезе и Пусьельга, и попросив визиря назначить своих. Дабы ускорить процесс согласования позиций по данному вопросу между Юсуф-пашой и командором Смитом, Клебер приложил к посланию визирю упомянутое письмо англичанина и свой ответ на него. Встретившись в тот же день с Мустафа-пашой, Клебер вновь убеждал его повлиять на великого визиря и склонить того к переговорам о мире. Особо французский главнокомандующий отмечал, что русских представителей не должно быть не только на самих переговорах, но даже в том месте, где они будут проходить.

На другой день, 9 ноября, турецкий курьер Муса Татарин привез в Каир ответ Юсуф-паши на предыдущее послание французского главнокомандующего, от 14 октября, и на протокол «конференции» Клебера и Пусьельга с их турецкими пленниками. Собственно уже выбор гонца показывал, что составленные в ходе той «конференции» прожекты реорганизации Европы, которыми Клебер надеялся увлечь Юсуф-пашу, если и вызвали у того отклик, то отнюдь не положительный. Мехмед Рушди-эфенди, один из участников их разработки, попал за свою неуместную инициативу в немилость у визиря и в Египет больше не вернулся. Юсуф-паша начал свое письмо как раз с прояснения данного вопроса: «Я выразил Мехмед Рушди- эфенди недовольство тем, что он говорил, и тем, что без моего на то согласия и какого бы то ни было распоряжения вмешался в дела, его не касавшиеся, чем оказал Блистательной Порте ложную услугу». Из доклада генерал-адъютанта Морана, составленного 9 декабря 1799 г. по возвращении того из неприятельского лагеря, мы узнаем, что великий визирь даже отправил Мехмед Рушди-эфенди в ссылку за то, что участники «конференции» своими предложениями хотели поссорить Османскую империю с ее союзницей - Россией, и это вызвало недовольство российского представителя при турецкой ставке.

В своем письме Юсуф-паша вновь увещевал Клебера отказаться от несбыточной мечты вести в Египте переговоры о мире между державами и предлагал вместо этого согласиться на безоговорочную эвакуацию Восточной армии из Египта. Еще не зная о гибели турецкого десанта под Дамьеттой, великий визирь уверенно заявлял, что в случае отказа французского главнокомандующего принять предложенные ему условия, турки изгонят французов из Египта вооруженным путем: «Излишне вам говорить, что, имея штаб-квартиру уже в Яффе и с каждым днем приближаясь к Египту, я смогу без труда, если на то будет воля Всевышнего, освободить и захватить Египет силой».

Клебер не стал вступать в дискуссию, а на следующий же день отправил турецкого курьера обратно в ставку Юсуф-паши со своим прежним предложением начать переговоры через уполномоченных представителей без предварительных условий:

«Я предложил эвакуироваться из Египта; не думаю, что война, которую мы ведем, может иметь иную цель. Такая эвакуация должна стать ценой мира, хотя бы между двумя державами, если невозможно это сделать для всей Европы. Но, в конце концов, чего бы ни желало Ваше превосходительство, и даже если бы речь шла просто-напросто об эвакуации Египта, всё равно необходимо выслушать друг друга, и потому я тем более настаиваю на проведении переговоров...»

По сути, ничего нового сказано не было. Клебер, как объяснил он в письме генералу Дезе, решил дождаться перемены в позиции визиря после получения тем известия о катастрофе под Дамьеттой.

Армия великого визиря

До того как Юсуф-паша узнал о гибели турецкого десанта, он явно полагал, что имеет все основания разговаривать с французами в ультимативном тоне. Выступив из Дамаска 10 октября, его войска к началу ноября встали лагерем под Яффой, где, по свидетельству Франкини, им предстояло дожидаться подхода новых отборных корпусов. И те на протяжении ноября действительно прибывали один за другим, всё более усиливая османскую армию:

«1 (12) текущего месяца [ноября] давно ожидаемый Хуссейн-паша присоединился к лагерю в[еликого] визиря. Его корпус, состоящий из хорошо вооруженных, элитных войск, включает в себя 3 тыс. кавалеристов и 1300 пехотинцев. 3 (14) того же месяца Мустафа-паша прибыл с корпусом в 2500 чел. пехоты и кавалерии; эти войска прекрасно оснащены, прекрасно вооружены и являются лучшими в лагере 9 (20) того же месяца османский лагерь усилили еще 5 тыс. янычар, из которых лишь 500 чел. пехотинцы. Корпус прибыл из Алеппо».

Как видим, только подошедшие за нескольких дней подкрепления уже превосходили по численности все те войска, которые французские генералы, по их собственным оценкам, могли собрать в одном месте для противодействия вторжению из Сирии. Впрочем, о численности османской армии мы поговорим чуть позже, а пока попробуем составить о ней общее представление.

В данном отношении ценнейшим для нас источником будут записки уже упоминавшегося английского дипломата Морье, личного секретаря британского посла в Константинополе лорда Элджина, опубликованные по горячим следам событий, в 1801 г. По заданию своего патрона Морье в декабре 1799 г. присоединился к армии великого визиря и сопровождал ее в походе на Египет, став очевидцем практически всей кампании, за исключением событий под Эль-Аришем. Его свидетельства, правда, порою излишне эмоционально окрашены, ибо у автора то и дело прорывается раздражение в адрес незадачливого турецкого союзника, но подобный источник личного происхождения просто по определению не может быть полностью свободен от субъективизма. Возможно, информативность этих записок была бы выше, если бы их составлял военный человек, а не такой сугубо штатский субъект, впервые увидевший армию вблизи, каким, по его собственному признанию, был Морье. Тем более что ему приходилось довольствоваться сугубо внешними впечатлениями, поскольку турецкое командование с подозрением относилось к его попыткам задавать вопросы «ради получения информации как таковой» и избегало делиться с ним подробностями. Впрочем, и при всех этих оговорках наблюдения англичанина представляют несомненный интерес.