Книга Метромания - Ирина Майорова

Макс на мгновение прищурил глаза, будто что-то вспоминая или представляя:

– А почему размазало-то? Свод же у тоннелей высокий.

– Кто тебе сказал? – высокомерно скривился пацан. – Он высокий только на выходе, а дальше от него до крыши сантиметров двадцать, не больше… Я момент, когда состав с тем крези в тоннель входил, конечно, заснял, – хвастливо добавил Дмитрий. – У нас в картотеке специальный раздел есть, посвященный метродебилам.

Дальше настала очередь Гранта Нерсессовича. Он тоже много интересного знал про метроэкстремалов. Дмитрий от термина Симоняна был не в восторге, даже поморщился, но возражать не стал. «Уже хорошо», – с удовлетворением отметил про себя Кривцов.

По словам Симоняна, во многих тоннелях, которые пробивали перед войной и в войну, есть специальные выступы, заканчивающиеся на уровне вагонных окон. Сделаны они были на случай пожара или какого другого ЧП: чтобы люди могли выбраться. Выступы неширокие: сантиметров тридцать, но, стоя на них, вполне можно уберечься от проносящегося мимо состава или добраться, ставя одну ногу перед другой, до ближайшей станции.

Пару лет назад у метроэкстремалов было такое развлечение: незаметно спрыгнув на рельсовое полотно, пробежать несколько десятков метров по тоннелю, забраться на такой порожек, сесть там на корточки, скрючившись в три погибели и подтянув колени к подбородку, и строить страшные рожи сидящим в проносящемся мимо поезде пассажирам. Некоторые даже маски, купленные в магазине ужасов, на физиономию натягивали.

– Точно, было, – солидно поддакнул Дмитрий. – Это из-за них потом на входах в тоннели специальные датчики поставили, чтоб фиксировать проникновение. Включают перед приходом первой электрички, а когда уходит последняя – выключают.

– Одно время еще была мода в русскую рулетку играть, – вздохнув, продолжил просвещать Макса Симонян.

– Это вы про зеркала? – уточнил Дмитрий.

– Ну да, – кивнул Нерсессыч. – Почему дежурные по станции все время предупреждают, чтоб не заходили за белую линию? Потому что зеркалами на первом и последнем вагоне запросто сшибить может. Так эти метродебилы… – Слово выскочило у Симоняна случайно; произнеся его, старик даже будто поперхнулся, а Дмитрий самодовольно улыбнулся. – Так вот, они, – кашлянув, продолжил Симонян, – игру такую придумали: появляются огни поезда в тоннеле, и кто-то из веселой компании на самый край платформы шагает и ждет. По их кретинским правилам отскочить назад можно лишь за полсекунды до того, как зеркало на месте башки окажется. Отпрянул чуть раньше – все, проиграл. А некоторые, чтоб адреналину добавить, еще и глаза зажмуривать додумались. Многим тогда пустые-то головы посносило.

– Не напрочь, конечно, – с видом знатока добавил Дмитрий. – Но диагноз «черепно-мозговая травма, не совместимая с жизнью» кое-кому из них поставили. Есть такие, что на сцепках вагонов ездят. Тоже, кстати, запросто расплющить может – при резком, например, торможении.

– И все это, обратите внимание, формально здоровые люди, – заметил Симонян. – Нет, конечно, с головой у них определенно проблемы, но отнюдь не такие, чтобы этим заинтересовалась психиатрия. А есть действительно больные. Помните, пару лет назад газеты писали про метроманьяков, которые сталкивают людей под прибывающие поезда? У меня тогда создалось впечатление, что такими психами метро чуть ли не кишмя кишит.

– Ну да, – поддержал недавнего оппонента Дмитрий. – А случай, зафиксированный по всем правилам – милицией и психушкой, – был всего один.

– Ошибаетесь, коллега, – возразил Грант Нерсессович, – по крайней мере, три.

– Правда?! – изумился Дмитрий и полез в карман за блокнотом и ручкой, чтобы записать информацию.

Легкой иронии, с которой Симонян произнес слово «коллега», и лукавства в глазах старика Дмитрий не заметил.

– Да, о том случае, произошедшем на станции «Проспект Вернадского» весной две тысячи шестого, много писали, – обращаясь к Максу, сказал Симонян. – Двадцатилетний парень толкнул под приближающийся поезд ровесницу – студентку какого-то вуза. Девчонка, слава богу, оказалась не слабонервной и сообразительной: не вскочила, не заметалась, не полезла наверх… Попытайся она выбраться на платформу – всё, погибла бы. В контактном рельсе – он как раз по боковой грани проложен – 820 вольт.

Как ни удивительно, студентка сделала единственное, что могло спасти ей жизнь – легла «солдатиком» между рельсов: руки вдоль туловища, голова набок. Над ней прогрохотали несколько вагонов, и состав остановился. Потом машинист протянул поезд вперед, девушку достали. Целую и невредимую, если не считать нескольких синяков и стресса. А «толкателя» скрутили пассажиры. Выяснилось, что он уже лет десять на учете в психдиспансере состоит с диагнозом «шизофрения». Общественность тогда долго возмущалась: как же это родственники его без сопровождения из дома выпускают?

– Думаю, после того ЧП мальчика до конца жизни в отделении для буйных закрыли, – предположил, завершая рассказ, Грант Нерсессович.

– Вы сказали, что якобы еще были похожие случаи, – напомнил Дмитрий.

– Ну да. Вскоре после того ЧП мне знакомый доктор позвонил. Тоже армянин, только родом из Баку. Психиатр, в судебной экспертизе работает. Наверняка по просьбе Нины, моей дочери, которая пыталась представить меня умалишенным. Но это сейчас неважно, тем более что сам доктор Налбандян ни о чем таком не заикнулся… Сказал: звоню, мол, просто так, решил поинтересоваться, как жизнь молодая. Соотечественники поговорили о том о сем, потом Грант Нерсессович спросил про случай на «Проспекте Вернадского». Доктор заметил, что помимо этого самого близкого по времени ЧП и незадолго до него было еще два подобных случая. И что клиническая картина у всех троих «толкателей» одна и та же. Больной утверждает, что слышит голоса, которые приказывают ему покончить с собой, бросившись под колеса поезда. Однако выполнить приказ не может, боится, а потому пихает на рельсы кого-то другого. В обследовании одного из «толкателей» доктор Налбандян принимал участие. Тот уверял, что трижды подходил к краю платформы, но так и не смог прыгнуть, а голоса звучали все громче, все требовательней. Чтобы избавиться от этих ужасных, якобы раздирающих мозг воплей, он и толкнул ожидавшего поезд пассажира. Мол, голосам все равно, кого поезд раздавит, – лишь бы раздавило.

– А знаете, какой день для метро самый черный? – спросил Дмитрий.

– День недели? – уточнил Макс.

– Нет, дата. 23 февраля 2005 года. Тогда под колесами погибло четыре человека. Трое – самоубийцы, четвертый – во всяком случае, согласно официальной версии – по неосторожности.

– Дим, а вот ты скажи… – начал Кривцов и тут же уловил настороженность во взгляде Симоняна, едва заметно кивнул старику: дескать, не тревожьтесь, лишнего не спрошу. – Может, есть у тебя сведения… Маньяки по ночам в метро промышляют?

Парень помотал головой:

– Нет, я ничего такого не слышал. Да и с чего им там промышлять? Там же ночью пассажиров, то есть пассажирок, нет. Тетки, которые по ночам в тоннелях и на станциях работают… ну не знаю… Во-первых, они поодиночке не ходят, а во-вторых, ну кому они нужны? Я как-то на станции «Площадь революции» дежурил – считал, сколько студентов зачеткой по носу бронзовой пограничной собаки стукнут. Знаете, примета есть: если перед экзаменом или зачетом так сделать – все будет в полном ажуре. В июне дело было, в самый разгар сессии. Сижу, в блокнотике черточки ставлю. Уже три страницы исписал, как вдруг ко мне какая-то тетка в метровской форме подлетает и давай орать: «Я давно за тобой наблюдаю! Это ты, паршивец, у чекиста все время маузер из рук вырываешь! Наш начальник станции замучился железные болванки заказывать, чтоб его снова вооружить!» И милицией грозится. Я ей: «Да вы что, гражданочка, с дуба рухнули? Я ж не метровандал какой, а метрофанат». А она знай орет: «Мне по хрен, как такие, как ты, называетесь, а только портить имущество не позволю!» И – кулаком под дых. У меня аж в глазах потемнело – не помню, как на пол опустился. Так и сидел на корточках, пока не продышался. Такую попробуй изнасилуй, она сама кого хочешь в извращенной форме…