Книга Геморрой, или Двучлен Ньютона - Аль Джали

– Антилузер – это человек, который утверждает, что отсутствие стремления к винерству есть свидетельство не слабости, а реальной самооценки. Антилузер – это человек, который хочет жить в гармонии с собой, чтобы суметь жить в гармонии с миром! Если мы вместо антагонистической системы «винер – лузер» введем третью составляющую – антилузер, то сможем вывести миллионы людей с дороги, ведущей к психозам, стрессам и депрессиям, на куда более комфортный путь! Они заслуживают этого!

Это могло бы быть великолепным финалом, но ведущий припас козырного, как он думал, туза:

– Вы так пламенно призываете людей сойти с дистанции, а между тем сами пробиваетесь в винеры.

Дурачок, он не знал, что въедливей всего мы искали ответ именно на этот вопрос.

АнАн сделал паузу. Хорошо сделал. Хорошую сделал. Усмехнулся и сказал:

– Вы не поняли. Вся моя компания построена на слогане «Так же, как все». Потому что я и есть такой. Я был в гармонии со своей жизнью. Поверьте, мои пиарщики потратили уйму времени, чтобы убедиться в обратном. Они никак не могли поверить, что у меня нет стремления толкать, двигать, пихать ради того, чтобы доказать, что я не лузер. Они истово пытались убедить меня, что я винер. Господи, да что ж во мне винерного?! (Браво, какая интонация!) Я просто жил себе счастливо, делая то, что могу, делая это как можно лучше. Но отнюдь не для того, чтобы доказать, что я победитель. А потому, что есть такая величайшая мудрость, лежащая в основе врачебной этики: «Не навреди!» Сомневаюсь, что Гиппократ, сказавший это, кому-то доказывал, что он винер. Он просто так и жил. А теперь поставьте на одну чашу весов этот Гиппократов… слоган и слоган нашего времени: «Бери от жизни все». Причем, не скрывая, какой ценой. Выбор за вами.

Я мысленно аплодировал АнАну. Эфир был прямой, он четко следил за временем и практически не оставил ведущему времени на подколы. Тот тоже понял это и закруглился:

– Что ж, во всяком случае, вы многих заставили задуматься. В предвыборной гонке, наполненной трескучими банальностями, это не часто случается. Так что удачи вам. Без всякой ехидцы!

Передача завершилась. Команда аплодировала. Значит, и эти устали от гонки, они тоже ждали мессию, который скажет, что быть обыкновенным не западло.

Мы покинули студию почти через сорок минут после финиша. Похоже, теория АнАна (черт, кажется, я стал забывать, что это моя теория; да ладно, хоть в копилку общего дела) зацепила и ведущего. Мы прошли к нему в кабинет и изрядно поспорили. Несмотря на это, я понял, что он – «наш».

По домам мы расползлись изрядно поздно. Дед, поджидавший меня как триумфатора, разве что арку не возвел. А так и вино было, и даже цветы в вазе. Мы малость пообщались, обсуждая в основном слабые места теории и самого интервью. А под конец Дед меня огорошил:

– Ты будь внимателен. Похоже, твой парень вошел в роль и может остаться там. – Подсыпал соль на рану, словом. Я кивнул и отправился спать, не ведая, что день грядущий нам готовит.

* * *

День начался так, словно вернулось гадкое время бабьего шефства. Часам к двенадцати, когда мы, мирно попивая кофе, анализировали и синтезировали, в кабинет ворвался ПиПи. Потрясая кипой газет, он орал, что никогда не сомневался в моем дебилизме, но я превзошел все его ожидания. Что, будь Достоевский жив, «Идиота» он списал бы с меня. Что… Дальше я не слушал, с интересом наблюдая, как Степка и Филя чуть ли не ползком покидают место боя. Перед тем как Карлыч плотно закрыл дверь, я увидел счастливое лицо офисной крысы Ангелины, и это заставило меня мобилизоваться.

– Что случилось? – спросил я, когда ПиПи иссяк и приземлился на диванчике.

– Рейтинги видел? Анатолий подобрался к третьему, – ответил за ПиПи Карлыч.

– Так радоваться надо, а не молнии метать, – искренне сказал я.

– Ты что, и впрямь идиот? – устало бросил ПиПи, и тут Карлыч произнес фразу, заставившую меня насторожиться:

– Надо было ввести его в курс. Он хоть и недоумок, но талантливый.

– Потому и не ввел! – взвинтился шеф. – Талант не разменивается на фальшивки. Если бы мы ему сказали, он или бы гордо отказался, или шантажнул, что выложит все прессе.

– Я и сейчас могу сделать это, – наугад выстрелил я. Они оба уставились на меня, потом, словно забыв обо мне, продолжили свой конспиративный диалог.

– Я думал, эта «пиранья» в постели сделает то, что мы не можем, – хмуро буркнул шеф, и я опять встрял, как дурак:

– Точно! То, на что она способна в постели, вам не по силам.

ПиПи позеленел и со словами «Не нарывайся!» вышел из кабинета, шваркнув дверью. За дверью что-то пискнуло – видать, Ангелина была на боевом посту возле замочной скважины. Хоть бы ей нос расплющило! Оторвавшись от мечтаний, я уселся на подоконник, решив, что умру, но первым не начну. Но где мне было тягаться в этом с Карлычем, так что я спросил:

– Ваше преосвященство, что это их величество тут распоясалось? Просветите наконец, а то, не ровен час, я еще больше дров наломаю. Тем более что сделаю это талантливо, как вы изволили признать.

Карлыч вздохнул и сказал:

– Если хоть слово просочится… пугать не стану, у тебя воображение богатое, сам дотумкаешь.

Признаться, я малость струхнул, лихорадочно соображая, где моя ахиллесова пята, чтобы заказать протез. Карлыч учуял это и продолжал спокойнее:

– Дело в том… – Но я перебил его, показав рукой на дверь, потом на ухо. Карлыч вздернул бровь, но все-таки вышел в предбанник, что-то сказал Ангелине и вернулся. Посмотрел на мой довольный фейс, на котором читалось: «А ведь мы работаем в такой обстановке!», вытащил свою дурацкую электронную сигарету и продолжил: – Наш настоящий кандидат – это номер три по рейтингу. – Все-таки моя челюсть предательски отвалилась, и я пискнул:

– Чиво?!

– Таво! – спокойно произнес он. – А что тебя удивляет? Нормальный маневр для отвода глаз, как сказал шеф, яйца в разных корзинах. Кто ж ожидал, что ты так рьяно возьмешься за дело. Мы думали, что такой коматозный овощ, как этот Анатолий, даже электрошоком не оживить. Господи, сколько сил потратили, чтобы найти такую… правильную скуку, а ты все испортил. Такой труп оживил и завел. Снимаю шляпу. А теперь расхлебывай кашу.

Я хотел отбрыкнуться, мол, и не подумаю, потому что кашу заварил не я, а они, но вовремя передумал и закурил. Иногда стоило применять собственные правила. Пустив первое кольцо дыма, я сказал:

– Знаете, Карл Карлыч, если я решу бросить курить, то брошу, а не стану сосать этот муляж. – Вышло грубо, и я спешно капитулировал: – Недруги подумают, что ваша воля не так сильна, как кажется.

Он зыркнул на меня, подыскивая, видимо, чем бы в меня запустить, потом псевдозатянулся псевдосигаретой, сделал блаженное лицо и со словами «Ты прав» бросил ее аккурат в корзину. Все-таки мастер, ничего не скажешь! Я решил, что довольно дразнить гусей, и поинтересовался: