Книга Я – Сания - Сания Испергенова

– А почему они плачут? – спрашиваю я воспитательницу.

И она опять давай смеяться, не может остановиться. Ржет надо мной, и все, ничего не объясняет.

– Птичку им жалко, – с трудом выдавливает сквозь смех.

Я смотрю, никакой птички даже в помине нет.

– Нет, ну серьеееезно?

– Подрастешь – узнаешь! – резюмировала она.

Мне до сих пор сложно понять, почему взрослые никогда ничего нам не объясняли. Неужели так трудно было рассказать о самых простых вещах, которые ребенок в семье знает с двух лет? «Птичку жалко» – и думай что хочешь. Я не знаю, как в детском доме научить ребят бытовым навыкам. Но хотя бы по-человечески отвечать на вопросы можно? Не отшучиваться. Не отмахиваться. Так я и жила в неведении, пока сама не начала резать лук, а это было уже гораздо позже, после выпуска. И каждое действие, над которым ребенок из семьи даже не задумывается, делает на автомате, мне лично давалось с большим трудом.

В лагере я с первого дня просыпалась с рассветом и, пока все спали, шла будто бы в туалет. Он находился на улице – домик такой деревянный с дыркой в полу. На самом деле я хотела посмотреть на павлинов – ранним утром они свободно разгуливали по территории. Яркие такие, красивые. Днем где-то прятались от детей, чтобы им хвосты не повыдирали, зато на рассвете можно было на них полюбоваться. И вот я замирала с открытым ртом, разглядывала каждое перышко. Однажды в такое утро за мной незаметно увязалась воспитательница Ольга Александровна – она спала в предбаннике перед нашей комнатой и следила за тем, чтобы я не писалась в кровать, а вставала в туалет.

– Сания Ринатовна!

Я вздрогнула и обернулась. На меня, хитро улыбаясь, смотрели озорные карие глаза воспитательницы. Я сначала даже не поняла и не расслышала, что она сказала.

– Санияяя Ринатовнаааа!

Я огляделась. Вокруг не было никого, к кому она могла обращаться, – только я и она. И Ольга Александровна смотрела прямо на меня. Только почему она дразнится, говорит какую-то ерунду?!

– Я Соня, – возмутилась я.

– Нет, не правда, – Ольга Александровна продолжала смотреть на меня и улыбаться, – ты – Сания Ринатовна.

– Откуда вы взяли это имя?

Я ничего не могла понять в незнакомом сочетании звуков. Таких странных, сильных и нездешних.

– Это твое настоящее имя, – наконец объяснила она, – у тебя в документах так написано.

– Блииин, в каких?!

Я чувствовала себя последней дурой. Как это так? Как человек может не знать собственного имени? Меня зовут Соня, что вообще эта сумасшедшая тетенька несет?! Она с самого начала показалась мне странной – шутит постоянно, ведет себя не как взрослая. А теперь вот еще и это.

– Пойдем покажу! – Она ничуть не смутилась.

Повела меня в корпус, открыла шкаф, достала папку и показала мои документы. Впервые в жизни я увидела свое свидетельство о рождении. В нем черным по белому было написано «Испергенова Сания Ринатовна». Я стояла смотрела на бумаги и не могла поверить в происходящее. Почему?! Почему мне раньше никто об этом не сказал?! Почему только в двенадцать лет от практически незнакомого человека я узнаю такие вещи?!

– Вот и будешь теперь Сания Ринатовна, – веселилась Ольга Александровна, не обращая внимания на мое состояние. А я готова была провалиться сквозь землю.

Мне не понравилось новое, в смысле настоящее, имя. Откуда оно только взялось на мою голову? Это надо было додуматься так ребенка назвать. За что мне еще и это?! Я с шести лет была Соней, везде и для всех. Даже понятия не имела о том, что на свете существует такое имя – Сания. А теперь выясняется, что я Сания?

Это был шок. Я словно в одно мгновение потеряла себя прежнюю, а замены пока не нашла. Стояла и думала: «Как же так? Как же так???»

– Сания Ринатовна! Сания Ринатовна!

Новое имя звучало в ушах как набат. Я ходила с его гулом в голове целыми днями. А Ольга Александровна словно не замечала моего состояния – мучила меня, дразнилась. Подкрадется сзади и шепчет на ухо:

– Сания Ринатовна!

Для меня это было издевательством.

– Хватит так меня называть!!!

– Не хватит! – улыбалась она. – Ты Сания Ринатов-на. Сания.

– Господи, ну что вы меня обзываете? Хватит! Меня не так зовут. Меня зовут Соня. Не называйте меня чужим именем!

– Это твое имя, Сания Ринатовна. Только так и буду тебя называть.

Все три недели, что длилась смена, она как будто специально злила меня: «Сания Ринатовна, Сания Ринатовна». А я бесилась и думала: «Ну почему? За что мне это все?! Господи, убери куда-нибудь эту чокнутую тетку от меня!»

– Почему она так тебя зовет? – спрашивали ребята.

– Не знаю, – отмахивалась я, – потому что она сумасшедшая!

– Аааа, ну да, – с этим, к счастью, все соглашались.

То ли из-за глупых шуток Ольги Александровны, то ли по другой причине, но тогда своего имени я так и не приняла. Даже слышать не хотела ни о какой Сании, отзывалась только на Соню. А потом, в четырнадцать лет, мне дали паспорт, и вот тут-то на мое настоящее имя, наконец, обратил внимание социальный отдел детского дома. Они спохватились, переписали все мои документы, в которых я раньше значилась как Соня. И с этого момента в официальных бумагах я стала Санией. Но и это не примирило меня со странным именем, данным мне при рождении. Я боялась его. Не знала, как к нему относиться – надо ли стыдиться, надо ли скрывать? Не чувствовала себя в тот период безвременья ни Соней, ни Санией. Словно снова стала никем. Как в доме ребенка. Это было ужасно!

А в конце девятого класса Людмила Михайловна, преподаватель ИЗО, та самая, которая заставляла меня смывать с руки родимые пятна, заполняла наши аттестаты. Эту работу всегда поручали ей, потому что у нее был красивый почерк. И тогда она узнала, как меня на самом деле зовут. Когда я вошла в очередной раз к ней в кабинет, она припечатала меня с порога:

– Здравствуй, Сания!

Я поднимаю на нее глаза. И вижу, что у нее аж щеки покраснели от ярости.

– Почему вы так официально?

И тут она как начнет возмущаться! Ее словно прорвало.

– Какой дурак, – кричала она, – мог такое прекрасное имя заменить на какую-то Соню? На эту плоскую, ни о чем не говорящую Соню? Дурацкую Соню без характера и без красок! Сания – это сильно, это мощно! Запомни это!

Она сверкала глазами, размахивала руками, бушевала так, что мне даже сделалась неловко. Я стояла, опустив глаза, и слушала ее. И благодаря ее злости на «дураков», исковеркавших мое прекрасное имя, благодаря ее искренним чувствам я начала испытывать какое-то странное удовольствие. Как будто мне досталось по наследству сокровище, с которым я по глупости своей не умела обращаться. Никто этому не научил. Я подумала о своей маме – это же она назвала меня так, подарила красивое имя, которое у меня потом отняли. Я все еще не хотела, чтобы меня называли Санией, мне это было непривычно, но Людмила Михайловна так яростно защищала мое имя, что я испытала за него гордость.