Книга Разоблачение Тисл Тейт - Кейтлин Детвейлер

– Мне так жаль, – говорю я, когда он наконец замолкает. На этот раз я протягиваю руку и сжимаю его ладонь.

– Я рад, что ты рядом.

Оливер смотрит на меня и снова обращает взгляд на дорогу. Сегодня он еще более лохмат, чем обычно, неряшливые пряди убраны в подобие разваливающейся кички.

– С родителями трудно общаться в такие моменты. Они замыкаются в себе и удаляются в совершенно отдельный мир, в котором не существует никого, кроме Эммы и ее потребностей. Пошагово: первое, второе, третье. И это нормально, им и нужно думать только об Эмме, но иногда это так сложно: все время быть начеку, держать руку на пульсе и не иметь возможности поговорить с кем-то и о моих чувствах тоже. – Он весь сжимается и кривит рот в гримасе омерзения. – Фу, мерзость. Звучит, должно быть, очень эгоистично. Я худший человек на свете.

– Я тебя умоляю. По-моему, ты один из самых неэгоистичных людей из всех, кого я знаю. Если нужно, выпускай пар – ори матом, вдруг поможет. Я слышала, в сложных ситуациях такие выплески творят настоящие чудеса.

Оливер фыркает и почти начинает улыбаться.

– Знаешь такую старую группу, Blink-182? – спрашивает он и опускает стекло.

На улице холодно, и я обнимаю себя за плечи, когда в машину врывается ветер.

– С трудом припоминаю, – говорю я.

Мои знания ограничиваются тем, что мне знакомо название группы, и тем, что она была популярна десять или двадцать лет назад. Оливер откашливается и начинает выкрикивать невероятно длинную цепочку из отвратительных ругательств, нанизанных на какое-то жалкое подобие мелодии. По моим ощущениям, ругательств в ней больше, чем я произнесла за весь последний год.

– Ужасная песня! Прекрати! – визжу я, стараясь не выдать улыбки. – Это что, правда такая песня или ты все выдумал?

– Конечно, правда. – Он бросает на меня взгляд и улыбается, сверкая ямочкой на левой щеке. – Называется «Семейная встреча»! Погугли! Я ее почти ненавижу, но при этом типа люблю.

Я снова принимаюсь протестовать, но он начинает потихоньку смеяться, и мне тоже не удается сдержать хохота. Он долго тянет последнюю ноту, голос хрипит, лицо покраснело из-за того, что он выдавливает из легких последние остатки воздуха. Потом он снова поворачивается ко мне, все еще сияя. Его глаза блестят.

– Мне стало легче.

* * *

Мы проводим с Эммой каких-то пять минут – и ее увозят на обследование. Девочка молчалива. Даже слишком. Видеть ее такой спокойной тревожно, ведь она не реагирует, даже когда Оливер снова подкалывает ее насчет родителей Джона Сноу. Эмма должна бы буквально реветь от бешенства, но вместо этого она только грустно улыбается брату и качает головой.

В палату заходит медсестра, чтобы увезти Эмму, и я машу ей вслед, когда они с явно подавленной Шиван скрываются за углом коридора.

– Мне, наверное, пора идти, – говорю я через несколько минут. Мы с Оливером ждем около ее палаты, не разговариваем, не смотрим друг на друга. – Чувствую, что ей нужно побыть с семьей. Мы можем продолжить работу над книжкой с того же места, на котором закончили, когда Эмма будет готова.

На самом деле это неправда. Потому что есть срок сдачи. Неизбежный дедлайн. Неделя. Но вообще я не уверена, что есть смысл продолжать работу, если папа настаивает на том, что только он и никто другой может дописать книгу. Я даже думать не хочу о том, что случится, если мы расскажем правду. Это слишком ужасно.

Я пока не ответила ни Эллиоту, ни Сьюзан на письма по поводу их приезда, но сделать это непременно нужно. Не сомневаюсь, что к моменту, когда я окажусь дома, от каждого из них придет как минимум еще по одному письму. Продолжать медлить с ответом уже просто нельзя. Но мысль о том, что я увижу их всего через несколько дней здесь, в Филадельфии, не укладывается в голове. Этот образ не встраивается ни в какие рамки, мозг отказывается обрабатывать его. Я никогда не встречалась с ними без отца. Никогда даже не разговаривала с ними одна. Если они это и заметили, им было все равно. Пока книги писались (и писались хорошо), они, казалось, не собирались задавать никаких вопросов.

– Да, конечно, – говорит Оливер, прерывая мои мысли. – Я тебя подвезу. Скорее всего, мы тут до поздней ночи. Никакой тебе ночевки у парней.

– Не волнуйся за меня. Я вызову такси.

– Это я тебя сюда затащил. Все в порядке. Мне нужно на воздух.

Не успела я попытаться настоять на своем, как Оливер уже пошел по коридору, а я за ним. Во время поездки мы не разговариваем, только я иногда показываю ему, куда сворачивать дальше.

– Вот сюда, – говорю я, указывая на мой дом, и Оливер останавливается у обочины.

– Ну ладно тогда.

Он улыбается, и я замечаю мелкие морщинки вокруг его глаз, которые не замечала прежде. Но мы сейчас сидим так близко в ярком свете уличного фонаря, что не обратить на них внимания очень сложно. Сейчас я вижу все: проблески янтаря в его зеленых глазах, созвездие веснушек на кончике носа, изгиб губ. Я слишком много вижу. Больше, чем можно. Он замечает, что я рассматриваю его, и сам тоже смотрит на меня.

Мне нужно выйти из машины, нужно на воздух, но я жду чего-то, чего не должна ждать. Я даже не уверена, хочу ли я этого ждать. Но последние мои слова неправда, так ведь? Конечно, хочу. Еще как хочу, иначе я сейчас отодвигалась бы назад, правда? Отодвигалась бы назад, когда он начал наклоняться все ближе и ближе ко мне, не отрывая взгляда от моих губ, рука на моей руке, и наши пальцы загораются друг от друга, как маленькие факелы. Вместо этого я сама подаюсь к нему.

– Можно тебя поцеловать? – шепчет он.

– Да, – выдыхаю я и не успеваю снова сделать вдох.

Наши губы соприкасаются, и меня это все еще удивляет, даже после того, как я сама сказала «да», после всех тех ясных как день мелочей, которые привели нас к этому мгновению. Может быть, мое удивление связано с тем, что это только вторые губы, которые прикасались к моим в жизни, и по ощущениям они так похожи на губы Лиама и в то же время так отличаются. Губы Оливера более пухлые, более округлые. Они двигаются медленнее. Наш поцелуй нежен, нерешителен и скромен, и он гораздо прекраснее, чем я заслуживаю.

Я не прерываю его. Не прерываю слишком долго. И думаю только об одном: а что, если это мое счастливое место? Мое место силы? Не только дом Флиннов, как мне казалось раньше, а место рядом с Оливером? И то, что между нами происходит.

И стоит мне так подумать, как меня осеняет жестокая правда жизни. Я нравлюсь Оливеру из-за того, кем он меня считает. Я нравлюсь ему, потому что он считает меня семнадцатилетней девочкой-вундеркиндом. Талантливой и уверенной в себе. Вот кто такая для него Тисл Тейт. Но это не я. Оливеру нравится человек, которого даже не существует в реальности. Я буквально отпрыгиваю от него, быстро убираю руки с его шеи. Оказывается, я невольно вытащила несколько прядей из пучка на его голове.

– Прости, – бормочу я, хватая с пола сумочку.