Книга Зеленый подъезд - Татьяна Веденская

– Пошли? – спросила я. Как странно и дико, что Эдисон еще может где-то витать над нами, не имея покоя, а мы думаем о том, где и как жить. Воистину, жизнь не оглядывается.

* * *

Мы заселились в конуре подвала аварийного дома художников на Гангутской улице. По моим наблюдениям, наркоманов там уже было больше, чем художников. Правда, многие совмещали. И кстати, именно способность моего супруга сварганить отличный винт дала нам возможность быстро решить жилищную проблему. Так что уже вечером седьмого января я сидела на голом матраце в бетонной коробке и при свете керосиновой лампы выписывала строчки в тонкой тетради. «Он утонул как раз в тот день, когда я узнала, что беременна».

– Элис, ты будешь винт колоть?

– Конечно! Зачем спрашиваешь? – ответила я.

– А что ты пишешь?

– Мемуары.

– Да что ты. Зачем?

– Потом когда-нибудь опубликую, – отмахнулась я и подставила ему руку. Он ловко набросил на предплечье самодельный жгут из ремня.

– Расслабься, поработай кулачком.

– Так?

– Да. Вены у тебя плохие. Быстро запорются. О, есть контроль.

Он залил мне дозу воды забвения, и я принялась строчить в тетрадке с удвоенной силой и скоростью. Уж такая вещь – винт. От него хочется не останавливаясь что-либо делать. Кому-то – рисовать, кому-то – петь. Меня в тот раз прибило писать. А когда я закончила, то повернулась к Лексу и как-то очень обыденно сказала:

– Я беременна.

– Да что ты, – ответил он и продолжил бренькать какое-то скрипучее соло.

– По-моему, да.

– Интересное кино. И кого хочешь?

– Мао Цзэдуна. – Я расхохоталась и откинулась на матрасе.

Глава 5

Как странно! Жизнь выбрала нас

Большинству мужчин свойственно желание продолжиться. Непринципиально – кто этот мужчина. Деревянный лейтенант Буратино из нашей дубовой армии, инженер с пролысиной и начальными признаками геморроя, бизнесмен с тугой мошной и пузом, подмигивающим через разошедшуюся на пупке рубашку «от кутюр», или наркоман Лекс. Разницы нет. В большинстве своем мужики умиленно поглаживают сообщившую о беременности жену по еще совершенно плоскому животу и начинают думать о том, куда поставить кроватку, как об этом сказать маме. Некоторые начинают ахать и кричать:

– Дорогая, приляг, тебе вредно так много стоять! – хотя вроде бы очевидно, что нормальный человек не станет лежать в кровати девять месяцев. Ну и конечно:

– Милая, чего бы тебе хотелось скушать? Лапочка, ты теперь ешь за двоих. Так что ложечку за папу, ложечку за маму.

Почему-то считается, что женщина, заимевшая счастье стать матерью, обязана превратиться в некое жвачное животное и довести свои показатели хотя бы до центнера. Некоторые редкие особи сразу покупают новую квартиру с видом на Финский залив и с придомовой территорией, засаженной пушистыми пихтами и можжевельником, чтобы «дорогая» могла безопасно гулять. Они приводят толпу врачей и следят за каждым жестом супруги. Фотоальбомы, хроника событий, отношение к женщине как к божественной умалишенной. Лекс же только поинтересовался, кого я хочу, и этим ограничился.

– Мао Цзэдуна? Тогда не надо было залетать от русского, – произнес он и продолжил свои дела.

– Что мне делать? – спросила я его наутро.

Винт кончился, и нас всех колбасило. Может, я и неудачно выбрала момент для объяснений, но уж что выросло, то выросло. Никаких сведений о беременности, детях, счастье материнства у меня, как у младшего ребенка, не было. Не то чтобы я была против. Нет. Правда, за я тоже не была. Я не осознавала, что это такое со мной сотворилось. И как это понимать? И что будет дальше? Темный лес из вопросов. И ни одного ответа. Вот я и обратилась к молодому папаше:

– Что же мне делать теперь?

– Ну как. Дальше жить. Что за вопрос.

– Будем рожать? – удивилась я.

– Почему нет? Ты возражаешь?

– Да нет. И как это будет?

– Как пойдет. Да не напрягайся ты так. Ерунда, – успокоил меня он и упер куда-то прошвырнуться. Но эта его «ерунда» совсем меня не устроила. Растерянность и ошаление от новости как были, так и остались. Я встала и пошла в общехудожническую кухню испить чайку.

– Чего-то ты смурная сегодня, – проявили внимание девушки-красавицы из рисовальной общины. Длинные косы, «хайратники», «ксивники», расклешенные художественно изорванные джинсы и сочувствие ко всему, начиная от цветочков и кончая мной.

– Да вот, беременна, – выдохнула я.

– И какие планы? – поинтересовались они. Все-таки не такое уж рядовое явление – беременность.

– Никаких. Я так понимаю, от меня ничего не зависит, – пожала я плечиками.

– Это еще почему? Ты что, сильно мечтала родить в таком месте? Или у тебя муж страстно жаждет обзавестись потомством? – набросилась на меня вдруг Надюха – взрослая бабища неопределенной внешности.

– Да ни о чем я не мечтала. А Лексу, по-моему, по барабану.

– Нормально, а? И она собралась рожать. А куда ты дите-то денешь? – Она так возмущалась, что стало ясно – проблему знает не понаслышке.

– Но что ж поделать. У меня здесь ни прописки, ни знакомых. Аборт?

– Ну а почему нет? Ты ж и не представляешь, что тебя ждет.

– Да я и не знаю, с чего начать, – растерялась я. Интересно, Лекс будет рад, если я сделаю аборт? Или так же равнодушно воспримет и это?

– Стоп, девки, – вдруг высунулся кто-то из угла, – чего сразу огород городить? Может, народными средствами?

– Это как? – вылупилась я.

Рецепт женской свободы выглядел следующим образом. Берешь лавровый лист (пачки три) и луковую шелуху в пропорции один к одному, воды три стакана и кипятишь около сорока минут, периодически помешивая. Полученный отвар (жуткого сине-черно-коричневого оттенка) необходимо принять внутрь, находясь в погранично горячей ванне. Далее следует взять простое алюминиевое ведро, найти подходящую лестницу (от пяти до семи этажей) и приступать к игре «Водонос». Вверх, вниз. Вверх, вниз. До наступления эффекта. Возможно, что, встретив такой прием, ребеночек сам, добровольно передумает рождаться.

– Интересно задумано, – сказала я и приступила. Поскольку ванны в нашем захолустье не было изначально, а лестница доходила только до третьего этажа, мы замутили взвар погуще. Как я пила эту гадость – страшно вспомнить. Если б это не было кощунством, можно сказать, что это страшнее, чем полет Эдисона в Неву. Три стакана настойки из помойки.

– Давай-давай. Терпи, такая у нас долюшка, – вещала Надюха. Потом она лично следила, чтобы я не ленилась и ведра с водой таскала честно и без мухлежа.

– Я больше не могу.

– Главное, чтобы тебе на родах этого не пришлось кричать, – заражала меня бодростью и оптимизмом она.