Книга Вечность - Мэгги Стивотер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поэтому я оставил Грейс наверху и тихонько спустился вниз. Очутившись на кухне, я вытащил из кармана ключи от машины и выложил их на стол. Казалось каким-то неправильным, что кухня выглядела точно так же, как и всегда. После сегодняшнего вечера все должно было измениться. Наверху бубнил телевизор; если не считать этого, ничто не напоминало о присутствии Коула. Я был рад одиночеству. Счастье и горечь переполняли меня настолько, что не хотелось ни с кем говорить. Я до сих пор чувствовал на своем плече щеку Грейс и видел перед собой ее лицо, когда она смотрела на звезды и ждала моего ответа. Я не готов был пока спугнуть это воспоминание, заговорив вслух.
Я сбросил куртку и пошел в гостиную — Коул оставил включенным и здешний телевизор, хорошо хоть без звука. Я выключил его и взял с кресла гитару. Побывав на улице, она запылилась; на корпусе в одном месте появилась зазубрина, видимо, то ли я, то ли Коул посадил ее по неосторожности.
«Прости», — попросил я гитару про себя, потому что вслух разговаривать все еще не хотелось. Я принялся негромко перебирать струны. Из-за перепада температур между домом и улицей она слегка расстроилась, но не так сильно, как я ожидал. Играть вполне было можно, хотя пришлось немного повозиться с настройкой. Я перекинул через плечо ремень, знакомый и привычный, как любимая рубашка, и вспомнил улыбку Грейс.
И начал играть вариации аккорда соль мажор, самого чудесного аккорда, известного человечеству. Я был бесконечно счастлив. Я мог бы жить внутри этого аккорда вместе с Грейс, если бы она не была против. Этот аккорд был выражением всего самого хорошего, самого безоблачного в моей душе. Это был второй аккорд, которому обучил меня Пол, сидя на этом самом видавшем виды клетчатом диване. Первым был ми минор.
— Потому что, — проходя через комнату, вставил цитату из одного из самых любимых своих фильмов Бек, — у каждого в жизни бывают дождливые дни.
Теперь это воспоминание отзывалось легкой болью в сердце.
— Потому что, — поправил Пол, — в каждой песне бывают минорные аккорды.
Мрачный ми минор не представлял сложностей в освоении даже для новичка вроде меня. Безмятежный соль мажор давался куда труднее. Но в исполнении Пола радость, казалось, не требовала никаких усилий.
Я вспоминал сейчас именно этого Пола, не того, который распластал меня на снегу в детстве. Как и Грейс, которую я помнил такой, какая она сейчас спала наверху, а не волчицей с глазами Грейс, которую мы обнаружили в яме с водой.
Я столько времени прожил в страхе и в воспоминаниях о страхе.
Все, хватит.
Я ударил по струнам и двинулся по коридору к ванной. Свет там уже горел, так что мне не пришлось прерываться, чтобы включить его. Я встал на пороге, глядя на пустую ванну.
В глазах потемнело, нахлынули воспоминания. Я упрямо продолжал играть песню о настоящем, чтобы заглушить прошлое. Я стоял, не сводя глаз с пустой ванны.
Вода всколыхнулась и замерла
красная от крови
Гитара своей тяжестью пригвождала меня к полу. Струны холодили пальцы, напоминая, что я живу здесь и сейчас. Наверху спала Грейс.
Я перешагнул через порог. Какое-то движение напугало меня; это оказалось мое собственное отражение в зеркале. Я остановился и вгляделся в свое лицо.
вода, пропитывающая полосатую футболку
это не сэм
три два
Я упорно повторял и повторял си мажор. В голове неотступно звучало: «Я влюбился в нее летом, в мою прекрасную летнюю девушку». Я держался за слова Грейс. «Ты на мне женишься?»
Грейс столько сделала, спасая меня. Настала моя очередь что-то предпринимать.
Ни на миг не переставая бить по струнам, хотя сам сейчас петь был не способен, я подошел к ванне, остановился перед ней и заглянул внутрь. Какое-то время она была самым обыкновенным, ничуть не примечательным предметом, пустой емкостью, ждущей заполнения.
Потом у меня зазвенело в ушах.
Перед глазами встало лицо матери.
Не могу.
Пальцы нащупали струну «соль» и без моего участия принялись играть все возможные вариации аккорда, все песни, которые они способны были сыграть, пока мои мысли были заняты другим. Песни, которые были частью чего-то большего, нежели я сам, частью какого-то бесконечного источника радости, прикоснуться к которому мог кто угодно.
Я заколебался. Стены давили на меня, дверь, казалось, осталась далеко позади.
Я встал в ванну; подошвы ботинок со скрипом скользнули по сухой поверхности. Сердце гулко заколотилось в груди. В голове с гудением роились пчелы. За один миг я прожил тысячу разных мгновений: мгновения, когда меня полоснули по венам бритвой, мгновения, когда моя жизнь утекала вместе с водой в сточную трубу, мгновения, когда чужие руки заталкивали меня под воду. Но в тот же миг Грейс поддерживала мою голову над поверхностью воды, голос Грейс просил меня прийти в себя, Грейс держала мою руку.
А важнее всего был вот этот самый миг. Миг, когда я, Сэм Рот, пришел сюда по своей собственной ноле, вооруженный музыкой, сильный, наконец-то сильный.
Рильке писал:
Ведь среди зим есть бесконечная одна
Что, перезимовав, придется сердцу пережить.
Час спустя Коул нашел меня сидящим по-турецки в пустой ванне. Я снова и снова играл аккорд соль мажор и распевал песню, которой не пел никогда прежде.
разбуди меня
разбуди меня, ты сказала
но я тоже спал
и видел сны
но теперь я пробуждаюсь
все еще пробуждаюсь
я вижу солнце
Я вздрогнула, просыпаясь, и резко открыла глаза.
В комнате было темно и тихо, и я была уверена, что только что спала. Так, может быть, мне только снилось, что кто-то стоит у моей постели?
— Сэм? — прошептала я, думая, что заснула всего несколько минут назад, и это он разбудил меня, когда пришел ложиться.
Сэм невнятно пробормотал что-то во сне. Я только сейчас поняла, что все это время меня грело не одеяло, а Сэм под боком. В обычных обстоятельствах этот маленький подарок — его близость — сначала заставил бы мое сердце учащенно забиться, а потом снова убаюкал, но сейчас я была совершенно уверена, что кто-то миг назад стоял у моей кровати, и поэтому, обнаружив Сэма дрыхнущим без задних ног рядом со мной, испугалась еще больше. Полоски у меня на загривке встали дыбом. Мало-помалу глаза привыкли к темноте, и я различила под потолком бумажных журавликов — они колыхались и подрагивали на своих ниточках, приводимые в движение невидимым ветром.
Я услышала какой-то звук.
