Книга Современный детектив. Большая антология. Книга 12 - Андреас Грубер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Возможно, именно Оленья Нога приходил в дом номер 25 по Кребс-Гате в синем дождевике. Как бы там ни было, мне казалось, что до ареста еще далеко. Личность Оленьей Ноги и его местонахождение по-прежнему оставались неизвестными, хотя им совершенно точно не мог быть Даррел Уильямс. Я задышал немного свободнее, когда отодвинулись угроза публичного скандала и стычки с американским посольством.
И вдруг, где-то между Трюсилем и Элверуном, меня озарило. Возраст Оленьей Ноги подразумевал еще одного подозреваемого, который до сих пор оставался на периферии… Потрясенный своей догадкой, я едва не съехал в кювет. Несмотря на желание как можно скорее вернуться в Осло, я сделал незапланированную остановку на обочине дороги и просмотрел свои записи. Мне нужно было точно узнать, сколько лет племяннику Харальда Олесена, Иоакиму. Старше он или младше сестры? Мое волнение возросло, когда я прочел, что он на полтора года младше сестры и родился в июле 1928 года. То есть в феврале 1944 года Иоакиму Оле-сену было пятнадцать лет… Возраст совпадал, как и близкие отношения с Харальдом Олесеном. Позже они отдалились друг от друга, что тоже казалось вполне правдоподобным, если зимой 1944 года Харальд Олесен сильно подвел племянника. Возможно, Иоаким Олесен хотел отомстить дяде не только за себя, но и за сестру. Более того, смерть дяди была выгодна ему и с точки зрения предполагаемого наследства. А на оглашении завещания он продемонстрировал свою вспыльчивость…
Я все больше убеждался: хотя О. в дневнике Харальда Олесена, скорее всего, обозначало Оленью Ногу, на самом деле за кличкой стоял его племянник. То, что Иоаким Олесен заходил к дяде открыто, вовсе не означало, что он не мог оказаться тем человеком в синем дождевике, которого видел Андреас Гюллестад. Он вполне мог бросить дождевик в мусорный бак после убийства… Кстати, трудно переоценить тот факт, что у его сестры почти такой же дождевик. Вполне возможно, брат и сестра купили одинаковые дождевики, хотя вряд ли Сесилия сознавала всю важность такого поступка.
Впрочем, мне предстояло решить не такую уж немаловажную задачу: как Иоакиму Олесену в день убийства удалось незаметно войти в дом, а потом выйти? Подумав немного, я решил: поскольку все остальное так хорошо вписывалось в мою версию, то и с последним препятствием я как-нибудь справлюсь. Например, Иоаким мог вступить в сговор с женой сторожа или с кем-то из соседей. Что же касается убийства Конрада Енсена… Иоакиму Олесену удалось незамеченным войти и выйти либо очень рано утром, либо позже, когда жена сторожа выходила за покупками.
Проехав Хамар и почти убедив себя в своей правоте, я с трудом удержался от того, чтобы не отправиться прямиком к Иоакиму Олесену. Но поскольку оставалось решить несколько мелких проблем, я решил вначале все же поехать на ужин в «Белый дом», куда меня пригласили.
По пути я ненадолго заскочил на работу, где по-прежнему не было никаких важных сообщений. Похоже, все обрадовались, что дело закрыли после смерти Конрада Енсена. Я позвонил жене сторожа в дом номер 25 по Кребс-Гате, чтобы узнать, все ли в порядке.
Фру Хансен сообщила, что Даррел Уильямс вернулся без пяти четыре. Такси, которое его привезло, подъехало к дому на большой скорости. Войдя, Уильямс отпустил очень странное замечание: мол, он едва успел, потому что рейс задержали. К счастью, я тоже едва успел поблагодарить жену сторожа и повесить трубку и лишь потом самодовольно рассмеялся.
4
На ужин я приехал с десятиминутным опозданием и в самом радужном настроении. Мне показалось, что Патриция без причины приуныла. Она довольно вяло отнеслась к супу из спаржи и, проглотив несколько ложек, скептически посмотрела на снимок Оленьей Ноги 1942 года. И ей тоже почти ничего не удалось понять по этой фотографии. Изображенный на снимке человек был почти мальчиком; кроме того, изображение было нечетким. Судя по всему, он был темноволосым, но насчет цвета глаз и оттенка кожи ничего нельзя было сказать. Патриция попросила меня еще раз рассказать, что произошло в Швеции, только медленнее и подробнее. Рассказ занял почти весь суп и половину жаркого из свинины.
Меня немного раздражал пессимизм Патриции и ее хладнокровие. Впечатление подкреплялось тем, что за ужином она выпила шесть стаканов холодной воды. Я пошутил: Оленья Нога, который прекрасно бегал на лыжах по пересеченной местности, а также прыгал с трамплина, в тот день выполнил половину олимпийской программы. Но Патриция в ответ лишь криво улыбнулась и заметила: важно знать, не занимался ли он также биатлоном, а если занимался, из чего стрелял.
В середине основного блюда она вдруг спросила, не доводилось ли мне в ходе следствия видеть на ком-нибудь серебряный медальон, вроде того, что был на шее Оленьей Ноги на снимке. Учитывая, что до сих пор у меня не было повода искать такой медальон, я ответил, что не помню. И потом, добавил я, через столько лет медальон вряд ли поможет нам найти его владельца. Патриция согласилась со мной, но тут же кратко и таинственно заметила, что медальон все-таки может играть чрезвычайно важную роль.
Я спросил Патрицию, что, по ее мнению, могло случиться в тот роковой день в 1944 году. Она пожала плечами: пока трудно судить, но общая картина ясна. Судя по тому, что мне рассказали, три солдата и родители Сары Сундквист были убиты в перестрелке. Насколько видно из завещания Харальда Олесена, его мучило чувство вины по поводу того случая — как во время, так и после войны. После его смерти Оленья Нога, скорее всего, единственный человек, который знает, что тогда случилось. Подробности же сейчас не столь важны.
— И все же я обещаю, что Оленья Нога расскажет тебе все подробно, когда мы его найдем, — добавила Патриция с мрачным и очень серьезным выражением лица.
Я тут же заметил, что она сказала «когда», а не «если», и спросил:
— Значит, ты уверена, что он выжил на войне и жив до сих пор?
Патриция кивнула:
— Несмотря на молодой возраст, Оленья Нога еще тогда, в сорок четвертом году, был необычно сильным и проницательным человеком. Насколько мне известно, есть только одна причина, по которой проводник решил идти сзади: он боялся, что ему выстрелят в спину. Да, он согласился вернуться в Норвегию с Харальдом Олесеном, но принял меры предосторожности. Если раньше он доверял Олесену, то после того дня ни о каком доверии не могло быть и речи. Теперь
