Книга Конец парада. Каждому свое - Форд Мэдокс

— О, звучит заманчиво... — проговорила миссис Уонноп.

— А то. Однако такая упряжь — это слишком.

Титженс тихо вздохнул и достал хирургическую иглу.

— Хочу сшить этот фрагмент вот с этим, — пояснил он. — Материал такой гибкий, что хватит и пары стежков — и будет уже не порвать.

Кучер подошел к нему и выложил все содержимое своих карманов: грязный кожаный кисет, шарик пчелиного воска, нож, трубку, кусочек сыра и тоненький кроличий силок. Он передумал, решив, что Титженс вряд ли сдаст его в полицию, и великодушно предложил все свои сокровища.

— О! — воскликнул Титженс и принялся распутывать проволоку.

— Что ж... послушайте... Вы купили лошадь у торговца из постоялого двора «Баранья нога»?

— «Голова сарацина», — пробормотал кучер.

— И заплатили тридцать фунтов, потому что продавцу срочно нужны были деньги. Я знаю. И обошлась покупка очень дешево... Но все же такой конь подходит не всем. Для ветеринара или для торговца лошадьми — вполне. Как и повозка, которая чересчур высока!.. Вы, конечно, очень стараетесь. Вот только вам ведь уже не тридцать, правда? А конь попался взбалмошный, да и повозка неудобная — вы даже не сразу смогли из нее вылезти. А еще простояли на солнце два часа, ожидая хозяйку.

— У конюшни был тенечек, — пробормотал кучер.

— И все же ждать лошадке не очень понравилось! — благодушно заметил Титженс. — Поблагодарите Бога, что вы шею себе не свернули. Подтяните ремешок и застегните на ту дырочку, которую я проделал.

Он хотел было влезть на место кучера, но миссис Уонноп возникла прямо перед ним.

— О, нет, стойте! — воскликнула она. — Править этим красавцем разрешено лишь двоим — мне и моему кучеру. Не вам, мой дорогой мальчик.

— Тогда я поеду с вами, — заявил Титженс.

— О, нет, не поедете! Если кто и сломает шею в этой повозке, то только я и Джоэл. Возможно, даже сегодня.

— О, мама, нет! — внезапно воскликнула мисс Уонноп.

Но кучер уже взгромоздился на двуколку, и миссис Уонноп щелкнула хлыстом. Конь тут же сдвинулся с места, а миссис Уонноп склонилась к Титженсу.

— Что за жизнь у этой бедняжки, — проговорила она, имея в виду, судя по всему, миссис Дюшемен. — Непременно нужно ей помочь. Как знать, может, завтра ее муж попадет в сумасшедший дом. Она его туда не отдает — какое поразительное самопожертвование!

Конь шел мягким, спокойным шагом.

— У вашей матери такие руки... — проговорил Титженс. — Не часто можно увидеть, как женщина с такими руками управляется с лошадью... Видели, как она слушается ее?

Он прекрасно знал, что все это время девушка наблюдала за ним сияющими глазами, пристально, очарованно.

— Судя по всему, вы сотворили чудо, — заметила она.

— Да нет, на самом деле, ничего особенного, — сказал он. — Давайте сойдем с дороги.

— Поставили на место бедных, слабых женщин, — продолжила мисс Уонноп. — Успокоили коня со всей своей мужской основательностью. Полагаю, и женщин вы так успокаиваете. Как же мне жаль вашу жену... Вы — настоящий землевладелец! Тут же приобрели преданного вассала в лице кучера. Феодальная система в своем истинном проявлении...

— Вы же знаете, человек работает лучше, когда у него доверительные отношения с хозяином. Все представители низшего класса таковы. Послушайте, давайте уйдем с дороги.

— Вы ужасно торопитесь спрятаться за изгородью, — заметила она. — За нами что, следит полиция? Вероятно, вы наврали за завтраком, чтобы успокоить расшатанные нервы слабой женщины.

— Я не врал. Терпеть не могу дороги, когда неподалеку есть полевые тропки...

— А это уже фобия, женщины славятся ими! — воскликнула она.

— Полагаю, остановив полицию своими благородными мужскими методами, вы теперь считаете, что уничтожили мою романтическую, юношескую мечту. А вот и нет. Я не хочу, чтобы за мной гонялась полиция. Я умру, если меня посадят... Я ужасная трусиха.

— Нет, конечно нет, — сказал он, думая, однако, о чем-то своем, впрочем, и мисс Уонноп его не слушала. — Осмелюсь все же назвать вас героиней. И не потому, что вы упорствуете в действиях, последствий которых ужасно боитесь. Осмелюсь сказать, что к вам не пристает грязь.

Будучи слишком хорошо воспитанной, чтобы перебивать, она дождалась, пока Титженс договорит, а потом сказала:

— Давайте обсудим заранее кое-какие детали. Очевидно, что мама захочет вас видеть у нас в гостях как можно чаще. Вы тоже станете талисманом, как ваш отец. Полагаю, вы уже и сами считаете себя таковым: вчера вы спасли меня от полиции, сегодня вы спасли маму. Да еще и пообещали нам двадцать фунтов прибыли с продажи коня. А вы похожи на человека, который свои обещания выполняет... Двадцать фунтов в такой семье, как наша, сумма немаленькая... Так что вам, судя по всему, придется стать bel ami[24] для семейства Уонноп...

— Надеюсь, не придется, — проговорил Титженс.

— О, я ведь совсем не о том, что вы сделаетесь любовником всех женщин нашей семьи, — сказала она. — К тому же в распоряжении у вас лишь я. Однако мама вынудит вас заниматься самыми что ни на есть странными делами, а за нашим столом для вас всегда найдется место. Не вздрагивайте так! Из меня не такая уж плохая кухарка, хоть я и предпочитаю cuisine bourgeoise[25]. Стряпне меня обучила настоящая умелица, пусть и любительница выпить. Мне нередко приходилось готовить добрую часть обеда, причем для чиновников и высокопоставленных лиц. В Илинге живут по большей части именно они и им подобные. Так что я знаю мужскую природу... — Она замолчала, а потом добродушно продолжила: — Ради бога, забудьте то, что было. Мне очень жаль, что я нагрубила вам. Но так трудно стоять без дела, пока мужчина хладнокровно и собранно устраняет все трудности.

Титженс поморщился. Еще немного — и начнутся те самые осуждения, которых он наслушался от своей жены. И она воскликнула:

— Нет! Это несправедливо! Неблагодарная я тварь! Вы были совсем как талантливый умелец, выполняющий свое дело в толпе глупых бездельников. Но скажите же наконец. Скажите — в этой своей красивой, помпезной манере, — что вы симпатизируете нашим целям, но решительно не одобряете наши методы!

И тут Титженс внезапно понял, что девушку куда сильнее интересует то, за что она борется: право голоса для женщин, — нежели ему сперва показалось. Он не был расположен к разговору, однако же ответил то, что крутилось у него на языке:

— Нет. Я абсолютно одобряю ваши методы, но цели у вас идиотские.

— Вы, полагаю, не знаете, — сказала она, — что Герти Уилсон, которая сейчас отлеживается в кровати у нас дома, ищет полиция, и не только из-за того, что произошло вчера, но и потому, что она подложила динамит в несколько почтовых ящиков.