Книга Сад камней - Влада Ольховская

— Сергей Михайлович, здравствуйте. Это Кира…

— Добрый день, Кира, зря вы думаете, что я не узнал вас.

— Ну, мало ли…

— С вами все в порядке? — поинтересовался Мирин. — У вас усталый голос.

— Я немного не выспалась. Тут такое дело, я даже не знаю, как объяснить…

— Просто говорите, как есть. Поверьте, я за годы практики слышал все, вы меня ничем не удивите.

Его голос, вечно спокойный и дружелюбный, заставлял поверить, что ситуация действительно не так уж плоха, и Кира все-таки решилась:

— Скажите, я могу попросить вас о помощи с организацией теста ДНК?

— И этим вы надеялись меня поразить? Я такие тесты организовываю чаще, чем собственную кровь на анализ сдаю! Но сейчас я не могу не спросить: что это за тест и почему он вдруг вам понадобился?

— Это тест на родство… И я не могу сказать, почему он мне вдруг нужен, простите.

— Что ж, это ваше право. Но будьте осторожны с родственниками, которые внезапно появляются, когда вам достаются большие деньги! Это может привести к беде. Кстати о беде… как дела у вашего друга Ильи?

— Что? — смутилась Кира. — При чем тут Илья?

— Всего лишь интересуюсь его здоровьем. Как он себя чувствует?

Но какие бы слова он ни выбирал, было понятно, что он не просто интересуется, он знает куда больше, чем должен. Мирин хотел, чтобы она поняла это, иначе она бы в жизни его не раскусила.

Сказать ему или нет? Вроде как не нужно, он ведь не друг ей. А кто сейчас друг? Да и потом, если она оставит все как есть, лучше уже не будет, а хуже — наверняка. Так чем она рискует?

— Илья чувствует себя не очень хорошо…

— Да, я предполагал, что так может случиться. Я заметил у него легкие симптомы гриппа, когда мы были представлены.

Он произнес слово «гриппа» таким тоном, что намек был более чем прозрачен.

— А вот я этот грипп просмотрела, — мрачно заметила Кира. — Могли бы меня предупредить!

— Да, это моя оплошность. Но я ожидал, что при развитии гриппа Илья просто покинет дом, чтобы получить лечение.

Он бы и покинул, если бы не был заперт…

— Он все еще здесь, но я не уверена, как лечение пойдет теперь.

— А чего хочет он сам? — уточнил Мирин.

— Э-э… Он под влиянием гриппа не слишком склонен к переговорам, а я к нему не подхожу, чтобы, знаете ли, не заразиться.

— Я вас понял, Кира Дмитриевна. Я посмотрю, что можно сделать.

— Только что-нибудь такое, чтобы он остался здесь, со мной, — поспешила добавить Кира.

На том конце последовала пауза, недолгая, но тяжелая. Однако гроза не разразилась, и Кире даже показалось, что голос пожилого адвоката зазвучал чуть мягче.

— Я вас понял. Надеюсь, для пациента еще не все потеряно — грипп порой бывает беспощадным.

* * *

1997 год.

Костя не был уверен, что поступает правильно, но других вариантов у него просто не осталось. Он чувствовал, что не справится один, ему нужен был союзник, заинтересованный в успехе не меньше, чем он.

Солодов был удивлен их новой встречей — никогда еще они не пересекались так часто.

— Надо же… Как твоя жена смотрит на то, что ты в колонии проводишь больше времени, чем с ней?

В ответ Костя лишь поморщился: вспоминать про Таню ему не хотелось. Он старался уйти с головой в расследование еще и потому, что ему нужно было как можно меньше времени проводить дома. Однако нагружать Солодова своими проблемами он не собирался.

Он молча положил на стол, разделявший их, конверт и подтолкнул его к заключенному. Естественно, такие вольности в колонии не приветствовались, но там, за этими стенами, бизнес Кости уже достиг нужного уровня, чтобы он смог позволить себе определенные поблажки.

Растерянный, Валера взял конверт, достал оттуда фотографии — и просто застыл. Костя ничего не говорил ему, не спрашивал. Он ведь знал, что на тех снимках, догадывался, какое влияние они окажут.

Медленно, словно во сне, Солодов начал перекладывать фотографии в стопке — одну за другой, и на них он видел, как росла далекая, неизвестная ему маленькая девочка. Забавная куколка-сверток у дверей роддома. Первые шаги по высокой зеленой траве. Нарядное розовое платье, перемазанное грязью и пылью — девочка не хотела быть принцессой, девочка хотела лазать по холмам.

Дмитрий Лисов сдержал свое слово: когда он понял, что Костя готов выдерживать назначенное им расстояние, он сам стал присылать фотографии, и теперь их скопилось много, очень много… как раз достаточно.

— Кто это? — еле слышно произнес Валера.

— Ты знаешь. Вы похожи.

— Лена?..

— Естественно.

— Почему ты не сказал мне?

Солодов наконец поднял на него взгляд, и в его глазах плескался такой гнев, что Косте стало не по себе. Чувствовалось, что Валере хотелось броситься вперед и если не придушить собеседника, то хотя бы дать ему в челюсть — от души! И то, что он этого не сделал, лишь доказывало, как мало сил у него осталось.

Но если его тело было ослабленно, то взгляд вновь горел тем огнем, который вспыхнул еще в молодости — и теперь вернулся.

— Так почему? — повторил Солодов.

— Я не был уверен, что это не навредит тебе…

— Серьезно? Это мне навредит? Не сырые стены, не неадекваты, которые тут сидят и работают, а это?

— Там все сложно, Вал. Ее воспитывает дед, он не хочет идти на контакт…

Но Валера только рассмеялся.

— Ты цепляешься к мелочам и забываешь о главном! Она есть, она существует! Думаешь, хоть что-то может быть для меня важнее, чем это? Оставь мне ее фотографии, прошу.

— Конечно, — кивнул Костя.

— Это не вернет мне все, что я уже пропустил, но я хотя бы увижу, что у меня могло быть!

— Я не ради этого решился рассказать о ней.

— Я знаю. Ты не можешь сам просить о пересмотре дела — но я могу. Ты всегда был хитрой лисицей, Костя, всегда мог добиться своего.

— Да, и раз я на этот раз на твоей стороне, я добьюсь твоего освобождения.

— Что ж, поздравляю, — хмыкнул Валера. — Теперь я и правда не готов сидеть тут весь срок! Когда я выйду, она уже школу, пожалуй, закончит… Она будет совсем взрослой! Так не годится… Меня ты победил, теперь посмотрим, сможешь ли ты победить систему.

* * *

Илью выводила из себя даже не боль — с болью он свыкся, как со старой знакомой. Нет, гораздо больше его задевало то, что он не мог контролировать собственную жизнь. Для него это всегда было важно: держать себя в руках, показывать людям ровно столько, сколько он хочет, управлять ситуацией.