Книга Солдаты Александра. Дорога сражений - Стивен Прессфилд

Я собираю букетик люпинов, хочу помириться с Шинар. Она мой скромный дар отвергает и уходит к реке.

Вот ведь занудство!

— Я для тебя просто подстилка! — выпаливает она, слыша мое сопение за спиной. — Думаешь, мне не известна ваша дурацкая поговорка? «Кто отправился за моря…» и так далее. Думаешь, я не знаю, что это значит?

Я осторожно бубню, что никогда, мол, не говорил ей такого, но Шинар меня словно не слышит.

— Это значит, — продолжает она, — что мы для вас скот, а не люди. Что бы вы ни вытворяли в чужой стороне, не имеет значения. Гилла ничто для Луки, я ничто для тебя.

— И из-за этого ты обрезала свои волосы?

— Да.

— И поэтому убежала?

— Да.

— И ты предпочла бы, — спрашиваю я, — чтобы я отдал тебя тому молодому бездельнику, а он после отдал тебя своим буйным дружкам?

Она говорит, что я несу вздор. Что я просто мастер переиначивать все в свою пользу.

— В свою? Может быть, мне не стоило цапаться с Ашем? Пусть бы лупил и лупил тебя до сих пор?

— Я не твоя жена!

— А какое это имеет значение? Кому от этого горячо или холодно?

Я хватаю ее за плечи.

— Шинар. Шинар…

— Ты меня в грош не ставишь. А ведь я спасла тебе жизнь!

В грош не ставлю? А как же дарик, за какой я купил ей свободу?

— Свободу? Зачем мне она?

И опять мне никак не понять, в чем загвоздка.

— Чего, в конце концов, ты от меня хочешь?

— Ничего. Я ничего не хочу от тебя.

Шинар начинает увязывать узелок. Мне сотни раз доводилось наблюдать ссоры солдат с их подружками. Никогда не думал, что и сам могу влипнуть во что-то такое, а вот на тебе — влип.

— Куда это ты собралась?

— А тебе что за печешь?

И снова меня дивит ее греческий.

— У кого это ты научилась так хорошо говорить?

— У тебя.

Доведенный до белого каления, я приказываю ей топать в лагерь. Она с вызовом складывает руки на груди и заявляет:

— Неужели ты так ничего и не понимаешь, Матфей? Я ведь лишилась всего. У меня теперь есть только ты.

И тут силы покидают ее. Я подхватываю строптивицу и, радуясь, что она не брыкается, начинаю нести всякий бред.

— Шинар, — шепчу я ей в ушко, — твоя красота с первого взгляда поразила меня. Твои глаза, твоя дивная кожа. Я помню все мелочи. Помню, как ветерок шевелил волосы у тебя на лице…

Вообще-то мне красноречие не присуще, я ведь все-таки не рапсод какой-нибудь и не лирик, но тут меня несет и несет, и, похоже, мои слова попадают туда, куда надо. Мало-помалу девчонка оттаивает. Я беру с нее обещание больше не убегать.

— А ты переживал, когда я ушла? — спрашивает она.

— Еще как. Не с кем стало ругаться.

К лагерю вверх по склону мы поднимаемся в полной гармонии, то есть в обнимку. Холодает тут быстро, и по вечерам женское тепло в этих краях всегда кстати. Даже более чем. Я уже с нетерпением думаю, как бы скорее закончить пирушку и завалиться в постель.

Но когда мы добираемся до костра, то застаем там отнюдь не полное разгуляево, а лишь двух угрюмцев — Тряпичника и Рыжего Малыша, сосредоточенно затаптывающих уголья. Кони уже оседланы, все парни вооружаются, надевают доспехи.

— Рыжий, эй, что случилось?

Появляется Флаг, он в седле и с копьем, на нем панцирь, шлем, в кулаке зажат повод. Мои снаряжение и оружие лежат на крупе Хионы, которую мой товарищ ведет за собой.

— Благодари нашего дорогого дружка Спитамена, — ворчит Флаг, — это он не дал нам повеселиться.

Как выясняется, Волк Пустыни вел переговоры лишь для отвода глаз, а потом под покровом ночи с четырехтысячным войском переправился через Яксарт, прошелся по всем Семи крепостям и перебил наши гарнизоны. Край объят пламенем. Да что там край — вся страна!

Флаг кидает мне мое барахло.

Похоже, эта война не закончена. Похоже, она еще не начиналась.

Книга четвертая

Волк пустыни

22

Каждому солдату нашего лагеря велено запастись недельным пайком, после чего передовые подразделения скрытно в ночной темноте перемещаются к ближайшей из Семи крепостей. Им приказано взять ее в жесткое кольцо с тем, чтобы ни один враг не смог выскользнуть из ловушки и предупредить остальных. На рассвете другие формирования направляются к дальним твердыням. Александр посылает за артиллерией. Тяжелое снаряжение так и не добралось до Яксарта, правда, оно пока цело. Просто счастье, что осадной колонне каким-то чудом удалось избежать встречи с головорезами Спитамена. Случись такая беда, мы больше никогда не увидели бы ни своих машин, ни тех, кто при них состоит.

Два летучих кавалерийских отряда выдвинулись навстречу обозу, чтобы развернуть его и сопроводить к Семи крепостям.

Тараны, баллисты и катапульты слишком громоздки, чтобы их перевозить целиком, да в том и нет смысла. Важны металлические детали, шестерни, лебедки, пружины, а также тросы, свитые из человечьих волос. Деревянные элементы легко мастерятся прямо на месте из подручных материалов. Поразительна быстрота, с какой механики собирают орудия, устанавливают и приводят в готовность к стрельбе.

Наша осадная артиллерия обладает неслыханной пробивной мощью, а уж стены любой из Семи крепостей она способна просто смести подчистую, ибо все они, кроме, быть может, киропольской, целиком глинобитные, а такой кирпич колется, словно сахар. Но задачи ровнять с землей крепости у нас пока нет.

Перед окончательным свертыванием яксартского лагеря оглашается царский указ. Солдатам впервые за всю кампанию разрешается захватывать женщин с детьми для себя, а значит, прикарманивать и всю выручку от продажи их в рабство.

Александр лично обращается к нам, построившимся возле конских загонов. Небо светлеет, но дождик все моросит. Люди, спешно при факелах собиравшиеся в дорогу, изрядно вывозились в грязи и теперь походят на глиняных, вылепленных детьми кукол. Лошади, все еще стреноженные, покорно мокнут с кормовыми мешками на мордах. Ревут мулы, согнанные погонщиками в обозную вереницу.

— Друзья мои, у многих из вас в крепостных гарнизонах оставались приятели, добрые боевые товарищи. Скажу сразу, даже и не надейтесь, что кто-то из них уцелел. Волк Пустыни не видел причин ограничивать в кровожадности и свирепости ни себя, ни своих головорезов. Но ответьте мне, братья, и скажите по правде: а в состоянии ли вы сами совладать со своей яростью во время штурма? Сможете ли вы сражаться как воины, а не как дикие звери? Если не сможете, честно признайтесь, и я оставлю вас здесь.