Книга Таежная кровь - Владимир Топилин

Последний раз он был здесь в конце февраля, закрывал путик. По лицензии разрешается промышлять соболя до 15 января. Топ «продлевал» сезон охоты еще на некоторое время. Но только пока это разрешала тайга. Продолжать промысел весной, когда каждая мать готовится принести потомство, – большой грех.

Недаром старые люди говорят в этих случаях: «Не будет фарта в предстоящем промысле». О какой добыче может быть речь, если в марте, за один месяц, можно переловить всех соболюшек? И этим собственноручно убить будущее поголовье. Чтобы оставить настороженными ловушки на март и дольше, надо обладать черствым характером и не иметь ни капельки совести.

На хребте притаилась зима. Залежалась плотным, сбитым снегом, закурчавилась зыбкой дымкой в густых переплетениях пихт, протягивает податливым, настойчивым сиверком. Не хочет суровая злодейка отпускать вожжи царствия. Не дает красавице-весне раскинуть шатер любви между угловатыми нагромождениями скал. Леденит курумами, холодит запоздалыми заветерками, развешала сосульки льда по струпьям каменистых отстоев. Может быть, здесь, почти на двухметровой высоте, своенравная зимушка хочет утихомирить неугодный карнавал продолжения жизни, продлить свои дни. Думает: «Авось пронесет, обойдет красавица-весна угрюмые отроги».

Напрасно думает. Нет, не пройдет мимо царствие весны и лета. Тихо сползают в долину, растворяются в теплых потоках стальные облака. Под невидимой расческой волнуются смолистые ветки хвойных деревьев. Пухает, осаживается под напором повышенной температуры грязный снег. Стеклянным перезвоном пульсируют говорливые ручейки.

В аромат оттаявшей хвои примешиваются свежие соки бадана, каменного зверобоя, проклюнувшегося дудника. А вон там, на проталине, открыла живые глаза всесильная перемена. Очаровали оживший мир горной тайги первые пострелы голубых и белых первоцветов. Мягко волнуются стойкие лепестки первозданных цветов. Хотят доказать зиме еще раз, что кончилась пора холода и мороза. А значит, вставай «лютовеня» на свои лыжи и катись на север, пока еще есть силы для движения.

Легко идется по плотному снегу. Как по шершавому льду. Не скользят ноги. Резиновые сапоги прочно прилипают к поверхности зимнего покрывала, которое в эту пору подобно наждачной бумаге. Захочешь прокатиться под гору – штаны в лохмотья изорвешь. Спрессованный теплом и временем снег настолько прочен, что держит на своей поверхности всех, кто отважился по нему пройти. Любителей пробежаться по хребту достаточно много.

За последние сутки на перевале, наверное, побывали все жители тайги, от соболя до медведя. Вот по краю осыпи расплылись двуликие четки. Кажется, что здесь прошла росомаха, но это не так. Просто вчера, кажется, вечером, здесь пробежала соболюшка, оставила на мокрой поверхности уверенные стежки. Под воздействием тепла четки расплылись… Как вон тот отпечаток медвежьей лапы. Прошел небольшой зверь, может, трехлетка. Но босолапки «раздвинулись» до таких размеров, что кажется, здесь прошел пещерный лев доисторических времен, один из героев книги Жозефа Рони Старшего «Борьба за огонь». Да уж, если бы Топ жил в той эпохе, тотчас повернул бы назад. А так повода для беспокойства пока что нет.

А вот и следы копытных. Пара сохатых прошла на восток. За ними – марал одиночка. Следы протаяли, растеклись. Не понять: либо бык-пантач или стельная маралуха. Одно ясно – идут «на проход», с зимнего мелкоснежья на летние выпасы. В горную тайгу, где родились и выросли. Скорее всего, никто из этих зверей не задержится на его солонце. Копытные идут ровно, прямо, широко, быстро, не останавливаясь. Торопятся к отелу добраться до родных мест. А времени осталось не так уж и много.

Все же надо посмотреть последний след, может быть, марал завернет к нему на лизун, останется на лето здесь. Тогда Топа ждет удача. А пройдет мимо – так видно, опять не судьба. Следы копыт «ведут» Топа в нужном ему направлении. Вернее, марал идет туда, куда сейчас идет он. До того места, «скола», где он сворачивает с хребта на избушку. А на зимовье надо проходить через солонец.

Топу пришлось долго искать лучшее место, где можно поставить избушку: близко от воды и подальше от глаз «шакальих». Первое у него получилось довольно удачно, нашел маленький ручей, который бил родником из-под земли и через двадцать метров исчезал в курумах. А вот второе – спрятать зимовье от чужого человека, не удалось. Нашел-таки «шакал» его вотчину, зимой, по лыжне. А вместе с ней – все ловушки. А уже позже, прошлой осенью, наткнулся на солонец.

Только об этом Топ еще не знает. Идет, надеется на удачу, как было не раз. Этот «лизун» в позапрошлом году уже подарил ему одного зверя. С великолепными пятикилограммовыми пантами. А если была удача единожды, почему не надеяться на фарт еще раз?

Следы привели Топа к условному месту. Зверь был на солонце, подошел к лизуну на некоторое расстояние, постоял в курослепе. Потом все же вышел на полянку, но перед копаниной вдруг почему-то круто развернулся и ушел прочь. Куда? Назад, на перевал.

Кроме этих следов марала, других нет, на солонце никто не был. Только старая прошлогодняя грязь. Осенью, перед снегом этим, лизуном пользовались три зверя: бык-пантач и две коровы с телятами. Телята не в счет. Им еще расти пару лет. Если, конечно, до той поры доживут, не погибнут. А вот бык приблизительно четырех-пяти лет – ценность. Не зря за панты его сородича в охотхозяйстве выплачены большие деньги. Лицензия стоит того. Затраты окупятся с лихвой. Вот только непонятно, почему рогач не вышел на солонец? Может, сегодня вечером или ночью марал вернется, выйдет под выстрел… И удача улыбнется ему?

Несколько часов караула, ожидание зверя вон на том лабазе. А пока до вечера еще далеко. Время терпит. Можно сходить на зимовье, хорошо пообедать, приготовиться к охоте. А часа через три вернуться назад.

До избушки – не больше километра. Это на прикид: глянул с горки, вон он, ложок. Стрелка усов двух ручейков. Чуть выше, на краю полянки, в густом завале, спрятано зимовье. Зимой на лыжах Топ скатывался под горку за восемь минут. Сейчас же, пешком, на это уйдет минут двадцать. Надо пробраться в большом ветровале, по краю россыпи. Дорога хорошо знакома. Потом, чтобы подняться назад, сюда, уже вечером, перед закатом солонца, потребуется около часа.

Кажется, зачем терять лишнее время, уходить от солонца, если все равно возвращаться? Но быть рядом с зимовьем и не попить в нем чай – это «кощунство». Надо обязательно навестить родные стены, посмотреть, что там. Иначе зимовье обидится на хозяина. Вдруг возьмет и ни с того, ни с сего «заплачет», появится где-то в крыше дырка. Дождь промочит стены. Изба начнет гнить. Или еще хуже: упадет надломленный ветром кедр, разобьет угол, сломает матку. Загубит, «умертвит» избу раньше срока.

Скалистый распадок, место, где стоит избушка, находится на южной стороне. Крутые склоны хребта солнце очистило от снега. Иногда кое-где, в заветерках, еще встречаются, лежат грязные кучи слежавшейся подати. Здесь трава еще только начала расти. Идти по зеленым проталинам легко и приятно. Мягкая оттаявшая земля благоприятствует «ходу». Не только человеку. Любому зверю, кто вдруг окажется здесь.