Книга Чертоги разума. Убей в себе идиота! - Андрей Курпатов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но после того, как в общественном мнении кого-то признают «гением» – хоть Леонардо да Винчи, хоть Пушкина Александра Сергеевича, хоть Циолковского, – мы всегда найдём тому доказательства.
Так уж устроены наш мозг и сама наша социальность: мы склонны верить большинству и находить «доказательства» тому, во что это большинство верит.
Нам кажется, что гений Леонардо да Винчи безусловен и очевиден. Но вплоть до XX века его считали одним из великих художников Возрождения, а не величайшим из всех. Правда в том, что «гением» да Винчи стал лишь благодаря счастливому стечению обстоятельств.
Его «Мона Лиза» сиротливо висела в Лувре среди множества других работ, и никто не считал её самой красивой картиной на свете. Суперпопулярность пришла к ней благодаря краже.
В 1911 году её украл из Лувра итальянский патриот (не вполне, впрочем, адекватный) Винченцо Перуджо. Молодой человек считал, что шедевр да Винчи должен храниться на родине художника. Поэтому он устроился работать в Лувр и при первой же возможности украл «Мона Лизу».
Об этом писали все газеты, судачили в каждом кафе, а когда выяснились мотивы вора – весьма, надо признать, нетривиальные, – то представление о культурной ценности «Мона Лизы» и вовсе взметнулось до небес. Подумать только – Италия не может без этого шедевра!
Не сделай Винченцо этой глупости – возможно, Леонардо так и остался бы для нас всего лишь «одним из»… Но случился такой вот «пиар-ход». Потом художники-хулиганы стали подрисовывать девушке усы, красить её во все цвета радуги, и она превратилась в самый настоящий «поп-идол». А Леонардо, естественно, вошёл в массовое сознание как «наше всё». Вот вам и маркетинг гениальности.
Гениальность и успех – это ещё не синонимы, но если что-то становится очень успешным, то мы предпочитаем считать автора этого «шедевра» «гением». С другой стороны, нельзя отрицать, что выдающиеся люди встречаются. И хотя своему публичному успеху они всегда обязаны удачному стечению обстоятельств, какие-то особенности их психотипа успешности очевидно способствуют.
Мне посчастливилось лично знать многих безусловно выдающихся людей – учёных, творцов, бизнесменов, политиков. Кого-то из них и при жизни называют гением, к кому-то, впрочем, слава так и не пришла. Но это, как мы уже выяснили, дело случая.
Неслучайно другое: все безусловно выдающиеся люди отличаются удивительной способностью «видеть других людей». В каком-то смысле все они – «социальные маньяки».
Это, впрочем, вовсе не значит, что они всегда видят людей правильно – по-настоящему и насквозь. Нет, иногда они делают это с точностью до наоборот. Часто они видят в других то, чего в них нет и близко. Но важно не это, важно – как они это делают! Вся эта их безумная социальная озабоченность! Последняя, впрочем, проявляется у одарённых людей по-разному.
• Кто-то из «гениев» по-настоящему любопытен – ему другие люди реально очень интересны, он думает об их отношениях, о том, что стоит за их поступками, чем они мотивированы и т. д. Это, так скажем, «хороший» вариант «социальной озабоченности».
• Есть и другие варианты «гениальности», например, параноидный. Такой «гений» постоянно чувствует себя в эпицентре самого настоящего заговора. Он думает о других людях вовсе не потому, что они интересны ему сами по себе, а потому, что ему кажется, что все они что-то в отношении него замышляют – конкурируют с ним, строят козни, ревнуют, завидуют, пытаются украсть его идеи и т. д.
• Есть истероидный тип «гениальности». В данном случае человек озабочен вниманием – ему важно произвести впечатление на всех и каждого, от любого встречного-поперечного добиться признания, восторгов и обожания. И, конечно, он постоянно думает о других людях, пытаясь произвести на них соответствующее – неизгладимое – впечатление.
• Знаменитый американский психолог Абрахам Маслоу, который целенаправленно изучал «гениальность», выделил другой тип «гения» – близкий к своего рода «святости». Это «гении», которые действуют самоотверженно. Другие люди для них – не средство, а цель. Они готовы отказаться от своего эго, лишь бы другим было лучше.
Но не буду перечислять все возможные варианты «гениальности», тем более что многие «гении» пытаются преуспеть и в том, и другом, и в третьем. Так или иначе, есть у них эта особенная черта – чрезвычайная озабоченность другими людьми. Причём огромным количеством других людей. И это неслучайно.
Очевидно, что дефолт-система мозга выдающихся людей и сама по себе обладает огромной мощностью, и используется ими на полную катушку. Именно эта способность – использовать мощность своей дефолт-системы, – является нейрофизиологической основой их интеллектуальных дарований.
Натренировавшись думать о других людях, об их отношениях друг с другом, они обучили свою дефолт-систему мозга строить сложные образы, сложные системы взаимосвязей. А в мозгу, как известно, все нервные клетки одинаковы, поэтому не важно, каким образом вы научили их связываться в сложные нейронные комплексы.
Если эти паттерны нервных связей возникли, то в последующем вы можете использовать их (подобно компьютерному движку) и для других целей – для создания сложных художественных произведений, головоломных научных теорий, смелых бизнес-решений и амбициозных политических планов.
Впрочем, «гениальности» таким образом не добиться. Быть признанным «гением» – дело случая. Если общественным массам такого рода «гений» понадобится, то у вас, конечно, есть все шансы – они вас и воспоют, и обожествят. Если же нет, то – нет. Хотя, возможно, это и к лучшему…
Само использование повествовательной организации логически предполагает непреодолимый субъективный фактор.
Выдающийся невролог Оливер Сакс как-то сказал: «Каждый из нас живёт в нарративе, и этот нарратив – мы и есть». А что такое нарратив? Если совсем просто, то нарратив – это конкретная история.
Представьте, что вас попросят написать автобиографию: «Я, такой-то и такой-то, родился тогда-то, в такой-то семье, папа у меня был тем-то, мама – такая-то, в три года я пошёл в детский сад…», ну и так далее.
У вас получится история – с главным героем, сюжетными линиями и отдельными событиями, включёнными в единую цепь повествования.
Книги, на которых мы воспитывались, предлагали нам нарративы, в которых – что важно – был не только сюжет, но и «глубинный смысл», «мораль», а также возможные модели поведения для разных ситуаций. Кино, сериалы, художественное творчество, религиозные системы – всё это тоже нарративы.
Вся наша культура, как показали исследования Владимира Яковлевича Проппа, Джеймса Джорджа Фрэзера, Клода Леви-Стросса, Джозефа Кэмпбелла и многих других выдающихся исследователей, – это множество связанных друг с другом историй. По сути, это универсальные для разных культур «паттерны смысла».
