Книга Вокруг трона Екатерины Великой - Зинаида Чиркова

Но велико было её смущение, её страх, что не сдержится, что не сумеет в полной мере, при всём народе выказать сочувствие и горе жены, потерявшей мужа. Всё же она объявила о своём решении приехать на похороны. 10 июля она должна была прибыть в Невский монастырь, куда собрались особы всех пяти высших классов России.

Первым о её решении узнал Григорий Орлов. Она и не скрывала от него, что ей было бы тягостно лицезреть Петра, доставившего ей столько горя, и видеть, как будут его погребать.

Григорий тоже понимал, что Екатерине вовсе не следовало быть на похоронах Петра. И он лишь намекнул Никите Панину, что необходимо найти средство отвратить Екатерину от её намерения.

Панин мгновенно понял и оценил обстановку.

Собравшийся под его руководством Сенат вынес такое определение, в котором содержалась нижайшая просьба не присутствовать Екатерине на похоронах низложенного императора.

«Сенатор и кавалер Никита Иванович Панин собранию Правительствующего сената предлагал:

Известно ему, что ея императорское величество всемилостивейшая государыня намерение положить соизволила шествовать к погребению бывшего императора Петра Третьего в Невский монастырь, но как великодушное и непамятизлобивое сердце её наполнено надмерно о сём приключении горестию и крайним соболезнованием о столь скорой и нечаянной смерти бывшего императора, так что с получения сей нечаянной ведомости ея величество в непрерывном соболезновании и слезах о таковом приключении находится, — то хотя он, господин сенатор, почитая за необходимый долг, обще с господином гетманом Кирилою Григорьевичем Разумовским, сенатором и кавалером, и представляли, чтоб ея величество, сохраняя своё здравие, по любви своей к Российскому отечеству, для всех истинных её верноподданных и для многих неприятных следств, изволила бы своё намерение отложить, но ея величество на то благоволения своего оказать не соизволила, и потому он за должное признал о том Сенату объявить, дабы весь Сенат, по своему усердию к ея величеству, о том с рабским своим прошением предстал.

Сенат, уважа все учинённые при том господином сенатором Паниным справедливые изъяснения, тот час, выступя из собрания, пошёл во внутренние покои ея величества и, представ монаршему ея лицу, раболепнейше просил, дабы ея величество шествие своё в Невский монастырь, к телу бывшего императора Петра Третьего, отложить соизволила, представляя многие и весьма важные резоны к сохранению для всех верных сынов Отечества ея императорского величества дражайшего здравия, и хотя ея величество долго к тому согласия своего и не оказывала, но напоследок, видя неотступное всего Сената рабское и всеусерднейшее прошение, ко удовольствию всех её верных рабов, намерение своё отложить соизволила.

Сенат, приняв сие за отменный знак ея матернего милосердия, по отдании своей рабской благодарности, возвратясь в собрание, приказали: о сём записать в журнале, объявя через господина обер-прокурора князя Козловского всему Святейшему синоду, что погребение отправляемо будет без высочайшего ея императорского величества при том присутствия и с сего для напечатания в газетах в Академию наук дать копию...»

Екатерины на похоронах Петра не было. Однако все лужайки монастыря, всё кладбище было так забито народом, что пройти было совершенно невозможно. И только караульные солдаты расчищали дорогу перед лицами, специально приглашёнными на эту печальную церемонию.

В тех же самых покоях, где выставлено было для обозрения тело принцессы Анны Брауншвейгской, а потом и дочери Екатерины, Анны Петровны, помещено было тело Петра. Две небольшие комнаты плохо освещались, низкие потолки и обитые чёрным сукном стены создавали тягостное впечатление. Никакой мебели в двух этих покоях не было, на стенах висели лишь большие иконы, а всё пространство между ними, без свечей, также было затянуто чёрным сукном.

Гроб с телом Петра стоял на возвышении в две ступени. Обитый красным бархатом, он был оторочен серебряным галуном, а на тело Петра в его любимом голштинском мундире был наброшен парчовый покров, спускающийся до самого пола.

У дверей при входе стояли дежурные офицеры. Такие же офицеры находились и у самого гроба. Они жестами приглашали вошедших поклониться телу, а потом, не останавливаясь, выйти в противоположную от входа дверь.

Только и видели посещавшие эту скорбную церемонию, что бело-голубой мундир со снежно-белыми отворотами да сложенные на груди руки в перчатках с крагами, такими, в каких щеголял ещё Карл Двенадцатый. Эти краги отметили и престарелый фельдмаршал Миних, и любимец Петра Первого генерал-полицмейстер Корф.

Сквозняки гуляли по всему покою, и жиденькие волосы покойника вздувались и едва не накрывали лицо. Оно было тщательно загримировано, но чернота уже ложилась на всю его поверхность. Шея была тщательно укутана шарфом...

Все эти подробности передавали потом Екатерине, но она и слышать не хотела о них. С неё достаточно было, что слёзы её не просыхали.

Она скорбела, печаль её была искренней и глубокой. Она была поражена в самое сердце. Как-никак она была женой Петра, столько лет терпела его в постели и не могла не сожалеть о безвременной и такой нетерпимой для неё смерти...

Восемь «асессоров» внесли гроб с телом в Благовещенскую церковь, священники отпели Петра, а потом в самой церкви было предано земле тело покойного императора, рядом с гробом правительницы Анны Леопольдовны...

Отзвуки этих необычных похорон, отзывы людей, приехавших посмотреть на последнюю церемонию бывшего императора, молва и слухи о его странной смерти и чёрном лице долго ещё ходили среди населения столицы и всё чаще и чаще ставили в вину Екатерине эту смерть.

Но теперь Екатерина озаботилась первой и главной, на её взгляд, церемонией: надо было сразу же начать подготовку к коронации. Пётр Третий так и не был коронован. Даже Фридрих писал своему «невозможному» другу о необходимости этой церемонии, но Пётр либо отшучивался, либо указывал на всяческие неотложные дела, из которых главным была для него война с Данией из-за голштинского наследства. Он сошёл в могилу, так и не будучи коронованным. А Екатерина прекрасно понимала важность этой церемонии и уже через четыре дня по воцарении отдала необходимые распоряжения для такого значительного дела...

Коронацию назначили на сентябрь, и Екатерине казалось, что и этот срок слишком долог. Ей говорили, что и корона ещё не готова, и она согласна была на то, чтобы подешевле и поскромнее изготовили её и расписание всей этой церемонии сделали возможно быстрее, но и тщательнее, и всё-таки даже она при всей своей рассудительности и разумности не смогла добиться от своих сановников большей поспешности.

А между тем Григорий Орлов стал полновластным хозяином во дворце. Екатерина поручила ему просматривать государственные бумаги, всевозможные письма и донесения от иностранных агентов и резидентов, но Григорию это было скучно, он никогда в жизни не занимался делами такого рода. И бумаги валялись по целым месяцам нераспечатанными и чуть ли не изорванными, масляные пятна и кофейные капли привлекали на их поверхность стаи мух.