Книга Агата Кристи - Екатерина Цимбаева

Как и надеялась Агата Маллоуэн, ее дорогая Мэри Уэстмакотт полностью оправдала второй брак по любви: он лучше не только для матери, но и для дочери, потому что они навеки соединены природой, и то, что по-настоящему хорошо для одной, хорошо для обеих! Конечно, если речь идет о подлинной любви, а легко ли ее распознать?.. Однако в своей любви к избраннику Агата Кристи не сомневалась и, проиграв крайний вариант развития судьбы еще не подросшей дочери, успокоилась. Что бы ни ждало в будущем ее Розалинду, хуже, надо надеяться, не получится!

5

С тех пор о Мэри Уэстмакотт не было слышно, но она не расставалась с Агатой Кристи, бесконечно обсуждала с ней проблемы отношения к дочери в ее невозвратном детстве, когда та жила под присмотром нянь и видела мать лишь вечерами. Все так тогда жили — но правильно ли это? И так и оставался неразрешенным вопрос о нравственности согласия на развод с учетом интересов ребенка, в ту пору почти ею забытых… И наконец эти внутренние беседы вырвались наружу, в замысел новой книги, где «неуклонно должны нарастать напряжение и тревога, неотвратимо должен вставать перед героиней вопрос, которым, я уверена, когда-нибудь задается каждый — кто я? Каков я на самом деле? Что думают обо мне люди, которых я люблю? Действительно ли они думают обо мне то, что мне кажется? Все вокруг внезапно начинает видеться по-другому, в новом свете. Вы пытаетесь успокаивать себя, но подозрения и тревога не исчезают».

Вопрос, который Агата Кристи доверила разрешить Мэри Уэстмакотт, был почти единственным — какой женой и матерью она была?., что дала мужу и дочери?., чего их лишила? В обстановке, когда книга властно потребовала воплощения, он встал перед нею непреодолимой стеной. Шла Вторая мировая война, страна переживала тяжелейший период битвы за Англию, СССР и США еще делали вид, что происходящее их не касается и не коснется. Она снова работала в госпитальной аптеке, муж снова был далеко. Все будило тысячи воспоминаний молодости. И Розалинда вышла скоропалительно замуж за военного во время его отпуска, совсем как мать двадцать пять лет назад. Но в отличие от матери скоро, в 1943 году, родила сына. Теперь приходилось заботиться и о дочери, тяжело переносившей послеродовой период, и о малыше. И невольно память прошлого, наложившись на реалии настоящего, всколыхнула давно беспокоившие ее сомнения — что она для своей дочери?

«Я написала эту книгу в один присест, за три дня. На третий день был понедельник, я передала в больницу, что не приду, прошу меня извинить, но не рискую прервать работу над книгой, я должна ее непременно закончить. Книга получилась небольшой, около пятидесяти тысяч слов, но я ее долго вынашивала.

Это странное ощущение — книга словно растет в тебе, порой лет шесть-семь, и ты точно знаешь, что когда-нибудь напишешь ее, а она растет и растет, чтобы однажды превратиться в то, что уже есть. Да, она уже существует — просто очертания ее должны четче выступить из тумана».

Героиня романа «Разлука весной», почтенная замужняя дама и мать, вынужденно задержалась в придорожной иракской гостинице, столь знакомой тогда Агате Маллоуэн, и от скуки начала размышлять. И вдруг постепенно стала понимать, что никому она не нужна, что ни муж, ни дети ее не любят, мечтают избавиться от ее присутствия (не убить, нет, просто отправить куда-то в иное место), а виновна в этом она сама. Она искалечила жизнь мужа, разлучила его с любимой: «В конце концов, надо было подумать о детях! Все, что она делала, она делала не из эгоистических побуждений, а ради семьи! Но этот ее внутренний протест тут же умер перед неопровержимыми доказательствами собственной совести…» Да, за сохранение семьи никто не мог бы ее осудить, но положа руку на сердце, готова ли она сказать, что дала мужу хоть немного душевного тепла? что он не имел оснований пожалеть о сделанном когда-то выборе?

Но муж так или иначе сам обязан нести ответственность за свой выбор и его последствия, а вот то, что ее дети смотрят на нее с презрением и недоверием — целиком ее несмываемая вина. «Разве Родни был неправ, когда говорил ей, что она заставляет детей делать то, что прежде всего нужно ей самой?» Именно в этом романе звучит уже приводимый выше диалог, когда мать слышит от дочери, что с младенчества не заботилась о детях, не купала, не учила, не вникала в их нужды, даже не обеспечивала материально, — и внезапно понимает ужасающую правоту девочки. Прежде она даже не сознавала, как страшно отдалена от детей: «Что натворила ее малышка, ее непослушная, безрассудная девочка, которая вышла замуж за первого встречного и ушла с ним, бросив родительский дом? Она никогда по-настоящему не любила Барбару и не понимала ее. Бесцеремонно и эгоистично она сама определяла, что хорошо для Барбары, а что плохо, не считаясь ни со вкусами девочки, ни с ее желаниями…»

Но то, что ясно виделось женщине в вынужденном уединении пустыни, не перевернуло ее душу, рассеялось как песок при возвращении к людям. Она возвратилась прежней — деловитой, энергичной, безжалостной в своей уверенности в себе и собственной непогрешимости. Конца у романа не было. Однако его психотерапевтический эффект для автора огромен. Приписывая собственные неисправимые уже ошибки такой непривлекательной даже в раскаянии особе, она изживала мучительное чувство вины. Высказываясь перед Мэри Уэстмакотт, она начинала понимать, что не все так ужасно в ее прошлом. Она не понимала дочь, но всегда сознавала это и предоставляла той с ранних лет самой решать, что она хочет; она приставила к девочке нянь, зато сама работала ради нее и создала ей надежную обеспеченность; она отпустила мужа к его избраннице и теперь пришла к убеждению, что поступила правильно. Она, вероятно, была не лучшей матерью, но характеру и судьбе Розалинды не повредила — а этого не всякая мать может сказать о себе!

И наступило настоящее успокоение… страдания и муки совести ушли… Недаром в «Автобиографии» Агата Кристи признает, что именно эта книга «рвалась из нее с настоятельной требовательностью» и «принесла ей чувство полного удовлетворения». На сей раз Мэри Уэстмакотт выступила не как советчица, а как утешительница.

Но в 1952 году она объявилась вновь, переделав так и неопубликованную пьесу «Дочь есть дочь» в роман: возможно, Агата Кристи снова почувствовала неуверенность в своей правоте по отношению к Розалинде. По сути, роман так и остался пьесой, распадаясь на сплошные диалоги и сценические картины, добавились лишь начальные внутренние монологи матери. И если эти монологи сложились именно тогда, незадолго до выхода романа в свет, они заслуживают особенного внимания. Ведь в 1950 году Агата Кристи ощутила «страстное желание написать автобиографию». Закончила она ее значительно позже, но первые детские воспоминания записала тотчас. Противоречие между идиллическими картинами «Автобиографии» и горькими автобиографическими аллюзиями в романе «Дочь есть дочь» вопиюще. Где же была для нее правда? С такой ностальгией вспоминать папу и маму в автобиографии — и так жестко критиковать родителей героини: возможно ли это в один момент жизни автора? Конечно, Энн в романе — не Агата Миллер, но сходство столь велико, что вопросы неизбежны. Ответов нет.

Однако в ту пору произошел явный перелом в ее сознании, как-то совпавший по времени с желанием начать автобиографию — что было причиной, что следствием, решить нельзя. Ее трактовки взаимоотношений родителей и заброшенных детей принципиально изменились даже в романах, изданных под именем Агаты Кристи. В 1930–1940-е годы она не считала, что сиротство или одиночество ребенка могут привести к серьезным для него последствиям (героини «Спящего убийства», «Пяти поросят» благополучно забывают психическую травму детства), а если последствия все-таки проявляются — виноват сам ребенок («Кривой домишко»). Но в пятидесятые годы ее взгляд становится иным. Трагедии брошенных детей или детей-сирот, детей, одиноких в родном доме, так или иначе становятся центральными в романах «Миссис Макгинти с жизнью рассталась», «Карман, полный ржи», «С помощью зеркал», «Испытание невиновностью», «Зеркало треснуло» и потом всплывают почти во всех последних книгах. И только в одном случае девушка, оставленная легкомысленной матерью, осуждается, но карается и ее мать («Отель „Бертрам“»). Причем почти всегда речь идет о вине матери перед ребенком, а не о вине отца. Потребовались годы — уже и внук ее пошел в школу, — чтобы Агата Кристи дожила до понимания определяющей роли матери в мировоззрении и судьбе ребенка.