Книга Повседневная жизнь "русского" Китая - Наталья Старосельская

Однажды в гостиницу «Модерн», где Шаляпин жил затворником, допуская к себе лишь Корнакову, с которой был близко знаком по Москве, прорвались члены Российской фашистской партии. Они стали требовать, чтобы выручка от одного из трех концертов полностью пошла в фонд партии. Грозились в случае несогласия Федора Ивановича сорвать концерты. Шаляпин разозлился, накричал на них и выгнал из номера, швырнув вслед молодчикам мраморное пресс-папье. Не попал, конечно, промахнулся…

Свободное время Федор Иванович любил проводить с Катюшей Корнаковой, как он ее называл. Во время чаепитий они вспоминали былое, обменивались впечатлениями, делились новостями… и, по словам Наталии Ильиной, «забывали о том, что рядом улица, именуемая Китайской, и бегают рикши, и вывески с иероглифами, и весь вообще этот странный маньчжурский, русскими построенный, японцами оккупированный город» простирается вокруг них…

18 сентября 1931 года японская армия оккупировала Мукден, а затем и другие города южной Маньчжурии. Предлогом послужило то, что китайцы взорвали мост над железной дорогой. Через несколько месяцев японцы вошли в Харбин и заняли всю Маньчжурию. Было создано марионеточное государство Маньчжоу-Го, во главе которого поставили последнего императора Китая, Генри Пу И, свергнутого с престола в 1911 году в возрасте пяти лет. Администрация Чжан Сюэляна была заменена администрацией Маньчжоу-Го, в которой находилось немало «японских советников». В 1932 году правительство Нанкина обратилось в Лигу Наций с жалобой, но результатом явился выход Японии из Лиги Наций и создание другого марионеточного правительства, теперь уже на северо-востоке Китая, находящегося полностью под контролем японцев.

«Итак, жребий был брошен, и 1932 год стал поворотным в истории Маньчжурии, а также Китая и всего мира», — пишет Ольга Ильина-Лаиль.

Новое государство Маньчжоу-Го уже не было той благословенной, спасительной для многих русских эмигрантов Маньчжурией. Японская оккупация все сильнее давала о себе знать, русским становилось жить все труднее, и они уезжали в Шанхай, который казался им раем, — именно там были иностранные концессии, филиалы всемирно известных пароходных, нефтяных фирм, банков, а значит, была возможность устроиться на работу.

Та возможность, которая катастрофически таяла здесь, в Харбине, городе с «руссейшим обликом».

Мы с тобой врагами не добиты, Но в тупик глухой заведены, Дня обломка королевской свиты Короля трагической страны. Подвиг — это миг самозабвенья, Огненный полет в ночную высь. Клятву долголетнего терпенья Мы с тобою выполнить взялись. Жизнь диктует новые законы, Вожаки кричат: «Не отставай!» Но перед отцовскою иконой Огонек зажечь не забывай. Никому нас не переупрямить, Жизнь борьбой неравною полна. В эти дни сожжем о прошлом память, Чтоб не помешала нам она! Чтоб душа слезой не растекалась, В мусорную яму сволоку Нашу эмигрантскую усталость, Нашу эмигрантскую тоску.

Это стихотворение написано в 1931 году поэтессой-харбинкой Марианной Колосовой. Дочь алтайского священника, убитого воинствующими атеистами, она была тесно связана с «Чураевкой», сочиняла патриотические стихи и удостоилась негласного титула «барда Белой Армии».

Вот еще одно ее стихотворение. Оно датировано 1932 годом.

Во вражский лагерь не каждый пойдет. Не каждый рискнет головой. Не знает он — встретит ли солнца восход И будет ли завтра живой. Орлиную душу свою он унес На крыльях отваги в борьбу. Ушел он в страну громыхающих гроз Испытывать жизнь и судьбу. А если вернется, то скоро опять На подвиг отправится он. А женское дело — молиться и ждать. Склоняясь над шелком знамен. Скрипят под иглою тугие шелка. Три буквы и крест на шелках. Пусть будет винтовка верна и легка В его молодецких руках. За карие очи, что смотрят во тьму, За руки, которые мстят. Молюсь я. Дай, Боже, удачи ему,

И пусть он вернется назад!

Ю. Крузенштерн-Петерец вспоминала о М. Колосовой: «Ёе отталкивали вообще все «левые», и поэтому свои политические симпатии она перенесла на русских фашистов… на крошечную горсточку, оставшуюся около А. Покровского, первого «зачинателя» русского фашизма в Харбине». (А. Покровский был мужем М. Колосовой. — Н. С.) В период японской оккупации Марианна Колосова была выселена из Харбина в Шанхай. Зарабатывала на жизнь тем, что вместе с А. Покровским содержала платную русскую библиотеку. После войны она на Родину не вернулась — слишком жива была в ней память о страданиях отца. Колосова уехала на Филиппины, а оттуда в Чили, где и умерла в 1964 году.

О чем и о ком написаны приведенные выше стихи — гадать сложно, по мы можем предположить, что, по крайней мере, одно из них имеет отношение к тому периоду в истории борьбы «русского» Харбина, который получил название «хождения под проволоку» и был тесно связан с идеологией фашизма, противостоявшего большевизму. Однако оба стихотворения пронизаны любовью к покшгутой Родине, тревогой о ее судьбе и страстным желанием помочь, преодолеть эту судьбу поруганной, раздавленной России.

Сжечь свою память Марианна Колосова так и не смогла.

Как не смогли этого и многие, многие другие…

Атмосфера в Харбине менялась день ото дня. На улицах, в магазинах все чаще слышалась японская речь, одна за другой открывались японские фирмы, филиалы крупных японских банков. Японцы принимали на работу молодых русских. Зачем? — частично на этот вопрос отвечает Ольга Ильина-Лаиль: «Японцы сквозь пальцы смотрели на торговлю наркотиками, и молодежь становилась легкой добычей для японских жандармов. Рассказывали, что японская жандармерия путем шантажа использует несчастных молодых людей в своих неблаговидных целях. Ходили слухи о конфетах и сигаретах с наркотиками, и родители запрещали своим детям брать конфеты из рук посторонних. Ни я, ни мои подруги никогда не курили, и поэтому нам опасность не грозила, «о сама обстановка была неприятной. Прежде доверчивые и милые, девочки становились подозрительными по отношению ко всем незнакомым».

Школьная подруга Ольги Ася с детских лет дружила с мальчиком Иваном. Он был старше, учился уже в выпускном классе, они собирались пожениться, и все иоспринимали Ивана как асиного официального жениха, но внезапно Ася узнала, что Иван работает у японцев и принимает наркотики. Все попытки помочь Жениху оказались тщетными — он стал уже настоящим наркоманом, приходил к своей невесте лишь для того, чтобы выпросить денег, а потом и вовсе исчез…

Оккупировав Маньчжурию, японцы потеряли интерес к русской фашистской партии. Щедрые финансовые вливания как-то сами по себе прекратились, а Константину Родзаевскому и его единомышленникам было предложено как-то активизироваться по части добывания денег. Вот тогда они и занялись грабежом, похищением людей, распространением наркотиков, проституции.