Книга Талант и поклонники - Елена Ларина

— Тогда пойдем поедим.

И мы идем к метро, находим какую-то палатку, едим там стоя и пьем пиво. Вот так вот.

Я хочу сейчас только одного — ехать с ним куда угодно и не расставаться. Не расставаться никогда. Я смотрю ему в глаза, снизу вверх, и боюсь задать свой вопрос, свой главный вопрос: куда мы идем дальше? Место назначения значения не имеет. Куда угодно, лишь бы с ним.

Но он опережает меня.

— Ну ладно, — говорит он, — покурим еще, и поеду я.

— Куда?

— К Сашке. Мы там кино его монтируем, работы еще на двое суток минимум, безостановочно.

— А можно с тобой?

— Не сейчас.

Короткий ответ. Ответ, который не терпит возражений.

— Так что у тебя случилось помимо издательства? Хочешь — расскажи.

— Не сейчас.

— Ясно.

— Слушай, — говорю я в последнем отчаянном движении — поймать его, уже уходящего, за руку. — Слушай, поедем в Париж! У меня теперь есть деньги. Я так хотела поехать с тобой в Париж!

— Может быть.

Может быть — а может и не быть. Я сама не верю уже, что мы поедем в Париж. Хотя — не он ли учил меня, что все возможно?

Мы расстались с ним в переходе, и я, сверкая своей изгвазданной спиной, своим пальто, перемазанным там, где — никому из людей, которые смотрят на меня сейчас, не догадаться где, — поехала домой. Денег у меня не было совершенно — но и сил ехать в банк, выяснять, поступили ли деньги, не было тоже — да и хороша бы я была, новый клиент в таком-то виде!

Впрочем, мне полагались еще деньги за корректуру — маленькие, но свои. Я собиралась сегодня как раз выяснить их судьбу — но забыла, забыла под гнетом неожиданного, эфемерного богатства и страшных воспоминаний. Я ехала домой, на ходу вспоминая, что уже почти вечер, что сейчас раздастся звонок и что я обещала пойти сегодня в ресторан с Василием Игоревичем, со своим новым заказчиком — «отметить наше будущее сотрудничество». Какой длинный день, боже ты мой! Какой длинный день…

ПО ВЫСШЕМУ РАЗРЯДУ

И вот через два часа я — в маленьком черном платье, в котором я ходила с Сергеем на приемы с деловыми партнерами по особым случаям, с золотой нитью на шее, с двумя кольцами — тонким обручальным и еще одним, с небольшим, но очень хорошим камнем, подарок Сергея на годовщину свадьбы, в коротком меховом жакете, на который пришлось сменить пальто, выхожу вниз, к машине, где ждет меня Василий Игоревич.

Я думала, что это будет та же самая машина, черная, большая, с шофером. Но это что-то совсем другое — темно-синего цвета, маленькое, изящное — в машинах разбираться я так и не научилась. И он сам сидит за рулем — выскакивает из машины, открывает мне дверцу… То есть мы будем с ним совсем одни.

Мы едем в центр, в какой-то район, где я никогда не была — надо же, а мне казалось, что центр-то я знаю! — в маленький, как сначала кажется, ресторанчик — но там, внутри, несколько залов, и в одном из них, в углу, у окна, наш столик, через два столика от небольшой эстрады, на которой уже сидят музыканты и поет какая-то женщина в серебристом платье, поет что-то английское, непонятное, тихо и печально. Стилизация под тридцатые годы, что ли, под фильмы с Хэмфри Богардом?

Очень хороший ресторан, мне по крайней мере так кажется — как будто и не в Москве. Хороший ужин, изысканное вино. Он не пьет — он за рулем, пьет только воду из бокала тонкого стекла. Я пью какое-то французское вино, которое посоветовал сомелье — красное сухое. Мы едим много разного мяса, очень вкусного — он угадал, я люблю мясо. Он вообще все угадывает — то ли он так хорошо уже изучил меня, то ли это стандартные приемы специалиста по обольщениям, на которые я с легкостью покупаюсь.

Наконец после десерта, кофе и обсуждения моего романа — на сей раз я изо всех сил стараюсь соответствовать, слушать, запоминать и думать, что и как дальше придется делать. Какой Париж, господи боже мой, мне ведь работать надо! Мне надо писать! Хотя слетать в Париж на два дня, за новыми впечатлениями — это я могу, это можно организовать как производственную необходимость, они мне простят.

После десерта мы поднимаемся и выходим на улицу, к машине. На улице промозгло — уже не зима, а до тепла еще далеко. Он сажает меня в машину, мы продолжаем разговор, катим по темным улицам, заворачиваем в переулки, и все никак не доедем до тех утопающих в огнях улиц, каких теперь так много в Москве — перед нами маленькие магазинчики с крошечными вывесками, двухэтажные дома, тяжелые, массивные шестиэтажные — то ли дореволюционные, то ли, наоборот, послевоенные, которые строили пленные немцы. Какие-то кованые ограды, двери посольств, неожиданно возникающие в лучах фар, встречные немногочисленные машины, стремительно проносящиеся мимо и плавно заворачивающие в такие же переулки, из которых мы сами только что выехали. Людей практически нет — по ночам этот камерный, тихий, удаленный от Тверской центр пуст.

Он останавливается возле какого-то дома.

— Хотите подняться ко мне?

— К вам? А мы разве…

Та квартира, в которой я была, в новом роскошном доме, была на другом конце Москвы.

— Там я работаю, провожу совещания, принимаю гостей, устраиваю приемы, если надо, иногда даже долго живу, когда много работы — но дом мой здесь. Поднимемся? Я хочу показать вам свою библиотеку. Это страшно избитая фраза, как правило, она означает намек на непристойное предложение, во всех романах есть — но я правда хочу показать вам свою библиотеку. У меня хорошая библиотека — от родителей осталась, они всю жизнь собирали — ну и я сам тоже кое-что добавил. Угощу вас чем-нибудь — и сам с вами выпью, а потом вызовем вам машину. У меня неплохой бар, подберем что-нибудь, соответствующее литературности момента. Вы вот пробовали, например, кальвадос? У Ремарка всюду пьют кальвадос — вы его пробовали?

— Нет, не пробовала.

— Ну вот, можно попробовать. Только предупреждаю — это водка, если не сказать хуже.

Квартира у него оказалась великолепная. Все мои упреки по поводу его плохого вкуса были сняты — у хозяина этой квартиры со вкусом обстояло все в порядке. Как я поняла, квартира и раньше была очень неплоха — три большие комнаты в старом доме с высокими потолками — а теперь он купил еще и соседнюю, такую же, и соединил их. Это была практически квартира моей мечты.

Все немного под старину — тяжелая темная мебель, никакого хайтека — но старина настоящая, комнаты уютные, мебель удобная. Гостиная с роялем, небольшим диваном, парой кресел и легкими стульями — музыкальный центр удачно вписан в обстановку, телевизор спрятан так, чтобы не мозолил глаза. Столовая — настоящая столовая, отдельная комната! Кабинет, о котором можно только мечтать — и еще две комнаты, фактически выполняющие роль библиотеки, но с вариациями — можно работать, принимать гостей, оставить гостя переночевать… Спальня и еще какая-то комната, которую он мне не показал, коридор с большими шкафами, кухня, ванная, кладовки… На кухне и в ванной — все по последнему слову, но тоже с умом — как в какой-нибудь Италии на старых, слегка перестроенных виллах. Стол деревянный, мраморная столешница у мойки, плитка с мелкой перетертой каменной крошкой и ракушками.