Книга Адмирал Ее Величества России - Павел Нахимов

1 августа отдан был приказ от адмирала Сенявина, что 4 корабля, 4 фрегата, корвет и 2 брига должны поступить под команду гр. Гейдена и идти в Средиземное море. Ему было предписано стараться возможно скорее соединиться с английскими и французскими флотами для воспрепятствования египетскому и турецкому флоту высадки войск в Морею[47]. Ты можешь вообразить, каким нетерпением горели мы выйти скорее в море. Наконец, 8 августа снялись. Свежий попутный ветер нас подхватил; сколько возможно пользуясь им, в пять дней долетели до мыса Св. Винцента.

Оставалось на одни сутки переходу до Гибралтара, уже начинали мечтать, что скоро достигнем цели своих желаний. Но, как нарочно, штили и противные ветры продержали нас очень долго, не впуская в Средиземное море. 24 августа прошли Гибралтар. С сего числа ветер во все время нам не благоприятствовал, и все переходы наши были весьма несчастливы. 10 сентября пришли в Палермо, простояли девять дней. Что оказать тебе о Палермо? Что я довольно весело провел время, осматривал все достойное замечания, но не нашел и половину того, что описывает и чем восхищается Броневский[48].

Я забыл тебе сказать, что за несколько дней перед приходом нашим в Палермо погиб несчастный Домашенко жертвою своего великодушия (он перепросился в Англии к нам на корабль). Был очень свежий ветер с дождем и жестокими порывами, волнение развело огромное. В один из таких порывов крепили крюйсель. Матрос, бывший на штык-болте, поскользнулся и упал за борт. Домашенко в это время сидел в кают-компании у окна и читал книгу, вдруг слышит голос за кормой, в ту же секунду кидается сам из окна за борт, хватает стул, прежде брошенный, плывет с ним к матросу и отдает ему оный, сам возле него держится без всего на воде (как жаль, что он не схватился вместо стула за бочонок, который тут же был брошен, тогда, может быть, они оба были спасены).

Все возможное было употреблено к спасению их; шлюпка хотя с большою опасностью, но весьма скоро была опущена и уже совсем подгребала к ним, как в пяти саженях от шлюпки пошли оба на дно. О, любезный друг, какой великодушный поступок! Какая готовность жертвовать собой для пользы ближнего! Жаль, очень жаль, ежели этот поступок не будет помещен в историю нашего флота, а бедная мать и родные не будут награждены, которые им только и держались.

В Палермо получили известие, что в Мессине ожидает нас курьер с депешами от нашего двора, и для того зашли туда на несколько часов, но противный ветер продержал нас три дня. В Мессине надо восхищаться природой, больше ничего интересного я не нашел. Депеши наши заставляли нас как можно скорее соединиться с английским и французским флотами, но так как мы ничего не знали, где они находятся, то, снявшись из Мессины 25 сентября, адмирал с эскадрою пошел в Зант – один из Ионических островов, принадлежащий англичанам, а фрегат «Константин» отправил в Мальту, чтобы узнать, не там ли стоит английский адмирал, и известить его о нашем прибытии.

1 октября на меридиане Занта встретили мы английский флот, состоящий из 3 линейных кораблей, 4 фрегатов, 4 шлюпов и одного катера, которым командовал вице-адмирал Кодрингтон. Наш адмирал сейчас поехал к нему для переговоров, и он объявил ему, что он нас давно ожидал, что прежде еще нашего прибытия турецкий и египетский флоты прорвались из Кандии в Морею и стоят в порте Наварин, что флот их составляют 3 линейных корабля, 5 двухдечных фрегатов, 13 больших фрегатов от 60 до 36 орудий, 30 корветов, 19 бригов, 31 транспорт с десантом и провизиею, которые почти все вооружены (десанта, кроме настоящих корабельных команд, до пяти тысяч), и 7 брандеров; что он имел переговоры с Ибрагим-пашою, сыном египетского паши, главнокомандующим сухопутными и морскими силами; требовал от него от имени трех дворов в силу Лондонского трактата, чтобы он непременно оставил Наварин и возвратился обратно в Александрию и что в противном случае дойдет дело до неприятельских действий (Лондонский трактат состоит в том, что три двора – русский, английский и французский – согласились восстановить Грецию, избегая, сколь возможно, неприятельских действий с турками, и для того послали свои флоты к берегам Морей и в Архипелаг[49], чтоб только препятствовать и не дозволить туркам делать нападений на греков).

На что тот отвечал, что он сам собою не может решиться, но пошлет бриг в Константинополь испросить разрешение и до тех пор, пока оный не возвратится, не будет ни высаживать войск на берег, не вышлет ни одного судна в море. Что ему было и дозволено. Но не прошло еще трех дней после того, как коварный Ибрагим изменил своему слову, английский адмирал, имея недостаток в воде, нарочно ночью, чтоб не дать заметить своего отсутствия, спустился к острову Зант. Но Ибрагим, узнавши, сейчас вышел со своим флотом из Наварина и полетел в Патрас – порт Мореи, лежащий от Наварина к северу и занятый турками.

Кодрингтон, будучи извещен чрез своих крейсеров, немедленно вышел из Занта, догнал его и заставил воротиться обратно в Наварин без всяких неприятельских действий. Он [Кодрингтон] получил также разные письма от греческого правительства, в которых они жалуются, что Ибрагим, высадя войска, делает разные неистовства и истребляет все виноградные и фиговые деревья, находящиеся в окрестностях Наварина.

И потому Кодрингтон предложил, когда придет французский флот, крейсирующий отсюда недалеко к О, собраться трем адмиралам, написать к Ибрагиму и требовать от него решительного ответа. Тем кончилось первое свидание нашего адмирала с английским. С сего числа мы поступили под команду английского адмирала.

На другой день пришел французский флот, состоящий из 3 линейных кораблей, 2 фрегатов, 1 брига и шхуны, которым командовал контр-адмирал де Риньи. Немедленно наш и французский адмиралы были потребованы для совещания. Они решили послать ноту к Ибрагиму, в которой упрекали его в вероломном нарушении данного им слова и требовали, чтоб он немедленно оставил Наварин и возвратился обратно в Александрию.

Но он не принял ноты под предлогом, будто его самого нет в Наварине, а без него никто не смеет принять оную. Итак, ты видишь, что турки никак не хотели иметь дружественных сношений. Что оставалось делать? Каким образом заставить их выполнить требование наших дворов? Очевидно, что, блокируя Наварин в зимние месяцы, они легко могли прорваться и рассадить свои войска по разным островам, принадлежащим Морее.

Оставалось одно средство: войти в Наваринскую гавань и через грозное присутствие соединенных эскадр предупредить кровопролитие. Вследствие чего 7 октября от английского адмирала отдан был следующий приказ: