Книга Горбачев и Ельцин. Революция, реформы и контрреволюция - Леонид Млечин

И КГБ, как пишут историки, осуществил идеологическую операцию по созданию мнимо-оппозиционной националистической альтернативы. Так появилась литература, позаимствованная из эмигрантских и черносотенных источников, где свержение монархии и революция изображались как заговор масонов, ненавидящих Россию.

Статьей Яковлева Андропов был крайне недоволен. Руководитель отдела пропаганды наносил удар по тем, с кем работало 5-е управление КГБ.

Андропов и Яковлев всю жизнь проработали в аппарате, но были совершенно разными людьми. Андропов был на девять лет старше. Перед войной он руководил обкомом комсомола в Ярославской области, где в одной из деревень в крестьянской семье родился Александр Николаевич Яковлев.

Для Яковлева взрослая жизнь началась в сорок первом, когда сразу после школы он отправился на фронт. Его отца, который воевал и в Гражданскую, призвали через две недели после сына. Александра Яковлева зачислили курсантом Второго ленинградского стрелково-пулеметного училища, уже эвакуированного из Ленинграда. Ускоренный выпуск, две звездочки на погонах, и в начале сорок второго отправили на Волховский фронт командовать взводом.

«Тут началось таяние снегов, — вспоминал Яковлев. — Предыдущей осенью и в начале зимы в этих местах были жесточайшие бои. Стали вытаивать молодые ребята, вроде бы ничем и не тронутые, вот-вот встанут с земли, улыбнутся и заговорят. Они были мертвы, но не знали об этом. Мы похоронили их. Без документов. Перед боем, как известно, надо было сдавать документы, а жетонов с номерами тогда еще не было. Не знаю, как они считались потом: то ли погибшими, то ли пропавшими без вести, то ли пленными».

Фронтом командовал Кирилл Афанасьевич Мерецков. Через день после начала Великой Отечественной, 24 июня 1941 года, заместитель наркома обороны Герой Советского Союза генерал армии Мерецков был арестован. Ему предъявили стандартное обвинение в участии в военном заговоре. Держали в Сухановской особой тюрьме для опасных политических заключенных. Следствие шло два месяца. Генерала армии нещадно избивали. Арестованный в 1953 году Берия признался, что к Мерецкову как к «опасному запирающемуся заговорщику применялись беспощадные избиения. Это была настоящая мясорубка».

Но Сталин передумал его уничтожать. В сентябре сорок первого Кирилла Афанасьевича прямо из тюрьмы привезли в Кремль. Фарисейству вождя не было предела. Сталин как ни в чем не бывало любезно приветствовал генерала:

— Здравствуйте, товарищ Мерецков! Как вы себя чувствуете?

Кирилла Афанасьевича отправили на Волховский фронт. Мерецков не мог забыть тюрьмы и пыток, на посту командующего чувствовал себя неуверенно. За ним следил особист, чтобы генерал не убежал к немцам…

6-я отдельная бригада морской пехоты, в рядах которой сражался старший лейтенант Яковлев, держала линию фронта рядом со 177-й стрелковой дивизией, а в ней служил будущий министр обороны Язов.

«Помню свой последний бой, — вспоминал Яковлев. — Надо было сделать “дырку” в обороне немцев. Подтянули артиллеристов, минометную батарею. И вдруг ранним утром от земли стал отрываться туман. Мы сказали координатору операции — майору, что надо сейчас атаковать, иначе хана. Он обложил нас матом, сказал, что будет действовать так, как было утверждено.

Пошли в атаку. Больше половины людей погибли. Меня тяжело ранило. Получил четыре пули. Три в ногу с раздроблением кости, одну в грудь, прошла рядом с сердцем. Два осколка до сих пор в легких и в ноге. Врачи говорят — закапсулировались…

Еще в полевом госпитале я подписал согласие на ампутацию левой ноги от тазобедренного сустава, поскольку у меня началась гангрена, нога посинела. Врачи сказали, что другого выхода нет, я равнодушно внимал всему, да и редко бывал в памяти.

Ногу мне спас руководитель медицинской комиссии, посетившей госпиталь как раз в момент, когда я был уже на операционном столе. Старший стал смотреть историю болезни, спросил: “Сколько лет?” “Девятнадцать”, — отвечаю. Говорит: “Танцевать надо”. Я вижу, ему начали лить воду на руки, а мне на нос накинули марлю…»

За последний бой старший лейтенант Яковлев получил орден Боевого Красного Знамени, инвалидность и на костылях вернулся в родную деревню.

Почти одновременно орден Трудового Красного Знамени вручили и Андропову — Лаврентий Павлович Берия включил бывшего главного ярославского комсомольца в список награжденных сотрудников Волгостроя НКВД. Всю войну Юрий Владимирович провел в своем служебном кабинете, фронта избежал, был нужнее в тылу — четыре года возглавлял комсомол Карело-Финской Советской Социалистической Республики.

Яковлеву как инвалиду войны предлагали пойти заведовать кадрами на ткацкой фабрике или спиртоводочном заводе. На фабрике давали дополнительный паек, на заводе — корм для коровы. Но отец, тоже раненый и лежавший в госпитале, прислал письмо: пусть идет учиться. Поступил в Ярославский педагогический институт. Оттуда взяли инструктором в обком партии. Андропов был уже тогда вторым секретарем ЦК компартии Карело-Финской ССР.

Работа в партаппарате была своеобразной школой жизни. В 1953 году из обкома Яковлева забрали в Москву, в ЦК. Мать отговаривала:

— Не езди туда, скажи, что ребенок маленький родился…

Андропова, напротив, из ЦК отправили на дипломатическую работу, он поехал послом в Венгрию. Яковлев тоже побывал за границей, правда, в более скромной роли — учился в Соединенных Штатах, в Колумбийском университете, потом в Москве, в Академии общественных наук. Защитил кандидатскую диссертацию, потом докторскую.

Затем они вновь встретились в ЦК. Андропов возглавил новый отдел по связям с коммунистическими и рабочими партиями социалистических стран. Яковлев успешно продвигался по служебной лестнице, сначала в отделе науки ЦК, потом в агитпропе. Андропов его далеко обогнал — стал секретарем ЦК, потом председателем КГБ, а Яковлев — первым заместителем заведующего отделом пропаганды. Заведующего не было, так что он фактически руководил отделом.

Александр Николаевич был человеком, лишенным догматизма и начетничества. Возглавляя отдел пропаганды, он прекрасно понимал, что происходит в стране. Он говорил секретарю ЦК компартии Украины Федору Даниловичу Овчаренко (тот записал слова московского начальника в дневник):

«У нас созданы условия для безнравственных поступков. В соцсоревновании много показухи. Надо начинать с партии (взятки, пьянки, балы). Воспитывается цинизм, а это признак разложения партии».

Хорошо помню, как мой отец, работавший в «Литературной газете», делился вечером впечатлениями от беседы с Яковлевым. Отец, человек неравнодушный и темпераментный, вошел в кабинет руководителя отдела пропаганды со словами:

— Александр Николаевич, молодежи нужны идеалы! А на чем мы можем ее воспитывать?

Мудрый Яковлев посмотрел на него и сказал:

— А ты пробовал без вертушки дозвониться до председателя райисполкома?

Мол, о каких идеалах ты говоришь в бюрократической системе, где ни до кого достучаться нельзя?