Книга Мгновения жизни - Марика Коббольд

— Ну, значит, я сделала правильное вложение капитала, — парировала Грейс. — Впрочем, то же самое можно сказать и о тебе.

— Во всяком случае, я старалась. Наверное, мне не хватило твоего чутья, чтобы понять, устраивает ли меня сделка.

— Анжелика. — Грейс мягко взяла ее за руку. — Что случилось?

— Небольшие разногласия, только и всего. Это неотъемлемая часть брака, расстановка и перестановка. Ничего серьезного. Нам просто нужно поговорить кое о чем, вот и все.

— Просто поговорить, значит? Ты хотя бы счастлива с ним?

— Все зависит от точки зрения. Как бы то ни было, я беременна. — И в первый раз за тот день Анжелика улыбнулась.

— Из нас получатся замечательные родители, — обронил вдруг Эндрю.

— Я знаю, — согласилась Грейс. — Я не умру молодой, а ты не отрешишься от всего сущего, с головой уйдя в свою научную работу. Ребенок будет спокойно расти, зная, что она…

— Он…

— …может носить такие платья, какие ей нравятся, потому что я буду фотографировать их, главным образом, на черно-белую пленку. Мы дадим ей несколько имен, чтобы она могла сама выбирать одно из них в зависимости от настроения. Например, девочку можно будет назвать Хестер Абигейл Теннеси, чтобы она смогла решить, какой ей хочется выглядеть: сильной и умелой, скромной и нежной или экстравагантной.

— Разве имя Теннеси не дают только мальчикам?

— И девочкам тоже, — уверила его Грейс.

— А мне по душе Аманда, — заявил Эндрю. — И Чарльз, если у нас будет мальчик.

— Договорились, — подвела итог Грейс. — Но сначала мне нужно забеременеть.

Эндрю вскочил на ноги и протянул ей руку, помогая подняться.

— Пойдем, — заявил он. Они посмотрели друг на друга и рассмеялись. «Я покраснела, — подумала Грейс. — Я чувствую, как я, Грейс, краснею и глупо улыбаюсь своему мужу, наслаждаясь каждым мгновением».

В этот вечер в школе леди Кэтрин Эллен, где Эндрю преподавал, а Кейт училась, устраивали вечеринку. Грейс перерыла весь свой гардероб в поисках подходящего наряда, который не был бы серым или черным. Эндрю никогда не делал ей замечаний относительно выбора одежды, он просто говорил, что она замечательно выглядит, когда она надевала что-нибудь яркое. Брак — это сплошной компромисс. Эндрю безропотно смирился с тем, что Грейс неважно готовит, неохотно принимает гостей, сама же, отправляясь куда-нибудь, запросто может выпить лишнего, курит, предпочитает любоваться садом, а не копаться в нем, однажды пробовала конину (во Франции, когда была моложе, и ей очень понравилось), но ни за что в жизни не сядет на лошадь верхом. Самое малое, что она могла сделать, — это постараться доставить ему удовольствие своим выбором одежды.

В конце концов она надела прямую черную юбку до колен и белую блузку, а вокруг талии повязала красный шифоновый шарф, чтобы украсить свой наряд. Она сделала все, что было в ее силах, но при этом ощущала себя школьницей. Когда она училась в выпускном классе, монахиня, преподававшая музыку, решила оживить их обычную концертную форму, состоявшую из черной юбки и белой блузки. Она восторженно порекомендовала девочкам «добавить капельку цвета — любого цвета», повязав на шею цветной шарф. Грейс, которая играла на флейте, и играла плохо, нацепила табачного цвета галстук, позаимствованный у отца.

— Ты замечательно выглядишь, — отвесил ей комплимент Эндрю, когда они выходили из дома.

Вечеринка устраивалась в честь леди Руфи Рассел, которая долгое время жертвовала деньги на содержание школы, а когда-то давно даже училась в ней. Леди Рассел превзошла сама себя, профинансировав строительство отдельного художественного корпуса. Новое здание нарекли Бернард-Уитеринг-Холлом в честь ее отца, погибшего в Первую мировую войну. Ему исполнилось двадцать четыре года, и он только что получил звание лейтенанта, когда был ранен под Ипром и умер от ран три недели спустя. Он оставил молодую вдову, так никогда и не оправившуюся от утраты, и маленькую дочь, которая только что научилась говорить «папа», но так никогда и не увидела человека, скрывавшегося за этим словом. Ныне эта маленькая девочка превратилась в согбенную престарелую даму с морщинистым лицом. Детей у нее не было — пустая обветшалая оболочка, снабженная реактивным двигателем. Чтобы расслышать то, что говорит леди Рассел, приходилось низко склоняться к ней, но стоило взглянуть в ее выцветшие бледно-голубые, слегка навыкате глаза, живые и смеющиеся, и вы превращались в ее раба. Она жила с компаньоном, мужчиной средних лет, в большом каменном особняке в викторианском стиле на окраине города. Робина часто упоминала о леди Рассел, которую просто обожала. Во время заседаний всевозможных комитетов они всегда сидели рядом.

Робина мыла бокалы, сетуя на то, что подобные мероприятия всегда были недостаточно хорошо организованы, вот и сейчас она вынуждена помогать официантам, разносящим блюда с канапе[7] и желто-розовые глазированные пирожные, которые испекли ученицы. Грейс приняла у нее из рук тяжелую тарелку, заметив, что Робине хотя бы раз стоит побыть гостьей, отдохнуть и расслабиться. Робина едва не выхватила у нее тарелку обратно, но сдержалась, лишь плечи ее безвольно поникли. Позже Грейс заметила в разговоре с Эндрю, что она выглядела как мученица, которой объявили о всеобщей амнистии для христиан.

Леди Рассел сидела за столом, специально установленным для нее в передней части комнаты. С одного фланга ее прикрывал Колин, с другого — симпатичная молодая женщина в красном. Робина заявила, что хочет представить Грейс.

— Леди Рассел, позвольте представить вам мою новую невестку. — Она приблизилась к почтенной даме, подталкивая вперед Грейс, и на лице у нее появилось озабоченное выражение. — Вам не холодно, леди Рассел? — Грейс видела, как правой рукой Робина принялась суетливо поправлять шаль, укутывающую плечи старой женщины. «Не делай этого, — подумала Грейс. — Она не из тех женщин, которым нравится, когда посторонний человек позволяет себе поправлять им шаль». Может, телепатия все-таки существует, потому что рука Робины вдруг застыла. Перестав поправлять шаль, она льстиво заявила, что, по ее мнению, отец леди Рассел был бы очень, очень горд. Леди Рассел обернулась к молодой женщине в красном и театральным шепотом осведомилась:

— Джоанна, дорогая, мы знакомы с этой женщиной?

Робина предпочла удалиться.

— Не расстраивайтесь, — попыталась утешить ее Грейс, когда сумела догнать свекровь. — Она, наверное, не в своем уме.

— Не в своем уме, держи карман шире, — злобно сплюнула Робина, и в глубине души Грейс не могла с ней не согласиться. В поведении леди Рассел не чувствовалось ни капли слабоумия. Резким и обиженным тоном, какого Грейс еще не доводилось слышать, Робина прошипела:

— Нет, она просто злобный старый сноб, который обожает ставить других в неловкое положение. — Она сделала несколько глубоких вдохов и, похоже, немного успокоилась. — Подумать только, как милы мои старички в клубе «Эвергрин». Всегда так рады тебе, всегда так благодарны, за то что ты для них делаешь.