Книга Казаки на Кавказском фронте. 1914-1917 - Федор Елисеев

Как их спасать, куда везти — мы не знали. Кругом витала смерть, и они своим беспомощным присутствием только отягощали войска, вносили естественное сердоболие в души казаков, столь отрицательный элемент в войнах.

Войска Халил-бея ускользнули от нас. Отряд генерала Назарбекова из Персии и дружина Андроника продолжали освободительное движение в «страну несториан», а нашему отряду приказано остановиться. От полка выдвинули сильный офицерский разъезд на 30 верст на юго-запад. Мы достигли Ак-булаха (Белый родник) — одного из истоков библейской реки Тигр.

Он — на краю возвышенности. Очень холодная и прозрачная вода. Спешились, напоили коней. А потом, с каким-то религиозным чувством склонив тело на руки, ртом, прямо из родника, напились сами. Некоторые казаки, беря воду жменями, как святой водой, омыли свои лица.

Тигр и Евфрат — священные реки.

Кругом какая-то загадочная тишина. Словно все умерло здесь. Впечатление такое, будто вся местность сползает куда-то вниз, в какую-то таинственность.

В Месопотамию…

Разоружение курдов Мансур-бека. В гостях у его сына

Полку приказано вернуться назад, расположиться в селе Хошаб и обезоружить курдов погибшего Мансур-бека. Конно-горной батарее и сотне пограничников — следовать в Ван.

1-й Кавказский полк — в Хошабе. Сдача оружия курдами шла туго. Мы все отлично понимали, что для кочевника-курда сдать свое ружье словно вынуть сердце из своего существа. Оружие, ими сдаваемое, было все старинное — однозарядные винтовки системы «Пибоди». Все это был чистый хлам. Десятизарядные винтовки системы Маузера со свинцовыми пулями крупного калибра, которые они очень любили и которыми были вооружены почти поголовно, явно они спрятали.

Разоружение затянулось. Из любопытства узнать, как живут курды, мы, молодежь, решили поехать к ним. Нас семеро: Кулабухов, Некрасов, Леурда, Мацак, Поволоцкий, Винников и я. При нас семь конных вестовых в полном вооружении и переводчик с винтовкой. Получился отряд в 15 человек. Двинулись к ним в горы. Выехали, конечно, с разрешения командира полка.

О переводчиках-армянах. Они были вольнонаемные, и при каждой сотне. Одеты в черкески, при кинжалах и винтовках. Лошади и седла, как и питание, — от сотни. Они были одновременно и воинами. Порою брались в сильные офицерские разъезды. Платили им 30 рублей в месяц.

С переводчиком в малиновой черкеске — от нашей 3-й сотни — мы у сына Мансур-бека. Он живет в отдельной большой палатке-шатре. Жарко. Края полотнищ приподняты на шестах, и мы сидим в ней, как на веранде. Ему 16 лет. Жгучий брюнет, очень красивый и стройный мальчик. Он по-детски, как еще ничем не искушенный дикаренок, сразу же подружился с нами. Мы привезли ему в подарок плитки шоколада «Тоблер», печенье и папиросы. У него коротко остриженные волосы на голове и только на самой макушке оставлен густой клок, в ладонь площадью, свисающий во все стороны. Это был знак его княжеского достоинства.

К нашему удивлению, гибель отца, такая трагическая, его, видимо, не огорчила. По мусульманской вере он перешел ведь в лучший мир…

Он наивно, весело показывает нам свои темно-синие диагоналевые бриджи старшего брата, погибшего в бою с русскими. Бриджи пробиты пулей у самого паха. Его брат скончался от ран. Но что интересно, бриджи были русского офицерского покроя и качества. Может быть, трофей с убитого русского кавалериста или казачьего офицера. На главном месте курдского стана стояла большая темно-бурая палатка-шатер самого Мансур-бека. Из нее вышла пожилая, крупная, лет 40–45 курдинка, очень важная и видная собой. «Это моя мама…» — только успел сказать через переводчика ее сын — и сразу затих. Затихли и мы, почтительно и с ущемленной совестью за убитого ее мужа издали рассматривая ее, курдскую княгиню, жену главы всех этих курдов и теперь… вдову. Рассматривая ее почтительно и скромно, мы не смогли точно прочесть в ее глазах и на ее лице, что она думала о нас. Друзья ли мы ее сына? Злостные ли враги курдов? Убийцы ли ее мужа?

Во всяком случае, нам от ее испытующего взора стало неловко. Мы чувствовали, что она, не зная всей истории гибели Мансур-бека, должна считать нас не только своими врагами, но, может быть, и убийцами ее мужа. Нам было стыдно и морально тяжело. Мы очень сочувствовали ее горю, но помочь ничем не могли. А она, выйдя из шатра и остановившись у входа, долго смотрела на нас, казачьих офицеров в черкесках и папахах, в блестящих серебряных погонах, при серебряных кинжалах и шашках. Посмотрела тяжелым, испытующим взглядом и медленно, гордо скрылась внутри своего большого богатого шатра.

У палатки заместителя погибшего Мансур-бека, его брата Бегри-бека, стоял мой серый араб в яблоках, все под тем же нарядным, зеленого бархата, расшитым золотом чепраком. К нашему удивлению, это умное и благородное животное все время посматривало в нашу сторону. Возможно, наш внешне блестящий вид и шумные разговоры привлекли его внимание.

Мой араб был привязан у палатки Бегри-бека потому, что по их закону жена погибшего и все его имущество переходило автоматически к брату. Нам все это очень не понравилось. В особенности мы были смущены и шокированы тем, что почтенная жена Мансур-бека, имеющая такого красавца-сына, должна перейти к этому грубому и злому дикарю, каковым был Бегри-бек. Но, возможно, она становилась его женой только номинально?

Командир полка, отпуская нас в курдский стан, сказал, чтобы мы там не задерживались и были осторожны. Ни того, ни другого мы не исполнили, так как нам было приятно побывать в небывалой обстановке. Мы знали, что курды нас не тронут: они мусульмане и их гостеприимство нам известно по долгой разведческой боевой службе.

С нами, но не на сером арабе, шел в село Хошад и Бегри-бек. Он вез в подарок командиру полка дивный малиновый халат местной работы. Такой «почетный» подарок делается курдами в исключительных случаях почетным гостям или лицам, оказавшим большие услуги их народу. И полковник Мигузов вполне этого заслуживал, так как он, кавказский казак, да еще терец, отлично понимал душу мусульманина и отнесся к курдам внимательно и благородно.

Разоружение курдов закончено. Десятка два наших полковых двуколок везли разный ненужный хлам огнестрельного курдского оружия всех калибров и систем. Бегри-бек и пять главных курдов были взяты в качестве заложников. Сын Мансур-бека и серый в яблоках жеребец остались в племени. Серый красавец потерян был мною безвозвратно.

Прибыв в Ван, полк расположился на старом биваке. Рядом уже стояли 1-й Таманский полк и 4-я Кубанская батарея. Закаспийская казачья бригада собралась вновь вместе. Через несколько дней в город вошла и 2-я Забайкальская казачья бригада генерала Трухина.

…В нашем полку среди молодежи полушутливо-полусерьезно говорилось о возможном образовании здесь «Ванского казачьего войска». Мы были тогда «империалисты», мы — это армия, будь то русские или казачьи части, и считали, «что завоевано оружием, кровью — то должно быть наше». А смертельная вражда между армянским и курдским населением требовала постоянной «третьей силы» для их умиротворения. Вот и говорили мы тогда «о Ванском казачестве»…