Книга Тайна без точки - Альбина Коновалова

Дима весил 106 килограммов, а это серьезное препятствие для будущего подводника. Для подплава существует ограничение — 100 килограммов и ни грамма больше. Кто бы сдался, только не Колесников!

— Дайте мне неделю, — сказал он, — и я похудею, — чем очень развеселил комиссию.

— Интересный паренек, — ответили члены комиссии, видавшие всякое, но неделю дали.

Дима полностью отказался от еды, пил только кефир и занялся серьезным спортом под руководством серьезного спортсмена — мастера спорта по вольной борьбе. Через неделю весы показывали 100 килограммов.

Все экзамены в высшее военно-морское училище он сдал на отлично. Родители звонили в приемную комиссию, спрашивали, каковы шансы у сына.

— Вы чьи родители?

— Колесникова?

— Золотого? Так у него ж одни пятерки!

Училище он тоже закончил с отличием. Это было в 1995 году. А прозвище «Золотой» так и приклеилось к Диме». Оно так шло к нему — высокий, рыжеволосый, крупный.

Еще в училище Дима начал дружить с Рашидом Аряповым и Сергеем Любушкиным (они тоже погибли). Все трое ребят попросились на Курск» — лучший в дивизии и один из лучших на Северном флоте. Но в первую «автономку» Дима ходил на «Воронеже». Здесь его помнят, как веселого добродушного парня — на флоте любят и ценят юмор. Я не раз встречала Диму в коридоре штаба — у него была харизма, как сейчас бы сказали — но никогда не случалось поговорить. Семьи в гарнизоне у него не было, а, стало быть, и поводов для разговора со мной.

Мы беседуем с Романом Дмитриевичем в большом зале Дома офицеров среди суеты разгоряченных голов и приглушенного шума толпы. Он вырывает маленький листик из блокнота и рисует схему.

— Почему гибнут корабли? А почему гибнут все чрезмерно большие сооружения? — говорит он. — Металл, как и любой другой материал имеет свой предел прочности. Если подходить к этому вопросу с чисто математических позиций, то можно подсчитать допустимый предел прочности для каждого объекта, но дело в том, что с возрастанием объема прочность убывает не в арифметической прогрессии, а в геометрической.

Он говорит, что они часто с Дмитрием Романовичем спорили о разных технических тонкостях кораблей такого типа, как «Курск» и «Воронеж», и он всегда удивлялся — сын отлично разбирался в инженерной структуре подводного дела. Дима хорошо понимал, что «техника сыплется», что «Курску» требуется солидный профилактический ремонт, что исправление на ходу, которое моряки делали сами, это чистое латание дыр. В этом была трагедия лодки, которая по технической сложности не уступает космическому кораблю, а по степени обслуживания — застрявшему на дороге грузовику.

— Все эти ребята по минному полю ходят, — сказал тогда Роман Дмитриевич. — Потому что береговой структуры по сути нет. Обеспечение благополучно забыто, поэтому служба связана с большим нервным напряжением.

Он понимал это больше, чем другие. Тем не менее, Роман Дмитриевич на встрече с Президентом страны, как истинный моряк, встал на защиту военного руководств и лично Главкома, внеся конструктивные нотки в обвинительный тон собрания. Он сказал, что в нашей стране пора вспомнить о бедственном положении подводной базы, что современный корабль с компьютерным обеспечением нельзя ремонтировать, как старый трактор.

— Я гордился тем, что Дима так много знал, — сказал тогда Роман Дмитриевич. — Каких специалистов потеряла страна!

В те дни уже было получено свидетельство о смерти сына. Трагическое известие о том, что ребята были живы некоторое время, пришло позднее.

— Меня утешает только то, что он испытал любовь, — продолжает Роман Дмитриевич. — Он был такой окрыленный, стихи писать начал.

Дима женился как раз накануне, весной, они прожили с Ольгой чуть более трех недель. С невестой Диму познакомила мама — девушка была учителем биологии в той же школе, где она работала. Пока мы беседуем, Ирина Иннокентьевна то подходит, то уходит. Она не сказала ни слова, но внимательно слушала, когда присаживалась рядом.

Сколько раз отец предлагал Диме остаться на берегу — такая возможность была — а он заладил «плавать, да плавать!» Он считал, что должен получить много практических знаний прежде, чем взяться за теоретическую работу, это был профессионал высокого класса. И пусть Дима никогда не говорил, что должен же кто-то Родину защищать, он думал именно так.

— В каждый свой отпуск он приходил в школу, — рассказывала преподаватель школы Наталья Дмитриевна. — Я его спрашивала: «Но ведь вам же не платят. Может, найдешь себя в гражданской жизни?» Он отвечал: «Служить сейчас очень трудно. Но это — мое!»

Через год после тех событий я брала интервью у Романа Дмитриевича.

Может быть, многое из того, о чем мы тогда говорили, теперь уже не столь важно — выбираю «нетленку».

— Сейчас много говорят о столкновении с иностранной субмариной? Эта версия может соответствовать действительности?

— Столкновение нельзя рассматривать в качестве сколько-нибудь серьезной, — сказал Колесников. — Однажды на подводной лодке, где я служил, произошло столкновение с американской подлодкой. Когда мы вернулись на базу — весь нос был разворочен, как яйцо всмятку. Но с лодкой ничего не произошло, мы даже не почувствовали удара. И это не частный случай — практика показывает, что для лодки такого класса, как «Курск» не страшны ни столкновения, ни выстрелы, настолько велик запас ее прочности. Чтобы погубить субмарину такого класса необходима эквивалентная сила.

— Помните, Роман Дмитриевич, когда вы приезжали в Видяево, вы говорили, что для любого инженерного сооружения существует технический предел. Могло ли это стать причиной гибели лодки?

— Само по себе это обстоятельство не могло привести к гибели лодки, но, безусловно, осложнило поиск возможных решений по спасению подводников. Специалисты, считаю, могли бы уже сегодня дать ответы на многие вопросы, если бы владели теми данными, которыми владеет следственная бригада. На некоторые вопросы можно ответить совершенно точно, если провести следственный эксперимент.

— А почему не говорят?

— Считаю, что речь идет о государственных интересах, и я не могу судить военных за это, не забывайте, в каких условиях они работают, в каком развале наш флот.

— Роман Дмитриевич! Что вы скажете об овальном отверстии в корпусе, которое отчетливо видно на фотографиях?

— Оно никак не могло стать причиной гибели лодки, поскольку находится в легком корпусе.

— Всех долго интересовал вопрос, почему не был выпущен аварийный буй?

— Как будто вы не знаете, что аварийный буй на практике приваривается к корпусу, иначе потеряется. И здесь у меня претензии к создателям подводных кораблей — неужели за 20 лет нельзя было создать прочное прикрепляющее устройство?

— А в какой мере на гибель корабля могла повлиять глубина погружения, на которой находилась подлодка?

— У них не было возможности для маневрирования, лодка стояла на банке. Это могло осложнить обстановку. Но меня больше беспокоит мысль, что ребята в 9 отсеке еще жили, их можно было спасти…