Книга Вилла мертвого доктора - Александр Грич

Вроде все гладко… Прекрасно. Но погляди, чем это завершается? Фелпс, профессор, медик с мировым именем, среди бела дня оказывается убитым у себя в кабинете в этом же самом Шеппард‑Хаузе, между прочим. И мы все вот уже сколько дней бьемся над разгадкой случившегося — а на деле почти так же далеко от этой разгадки, как вначале. Ты меня знаешь — я прагматик. Если бы у меня была самая невероятная версия убийства Фелпса, которая может оказаться рабочей, — я бы ее расследовал. Если бы мне сказали самую несусветную чушь, а у меня не было бы в руках ничего лучшего, — я бы тоже не отвернулся. И вот я подвожу итоги — и впервые формулирую это вслух. Дурная слава Шеппард‑Хауза может иметь к убийству Фелпса какое‑то отношение. Какое именно — я понятия не имею.

Ты знаешь, Сандра только что беседовала с Кэрон Ронсфельд — они с Фелпсом друг друга любили с детства. И вот Кэрон призналась, что еще в юности увидела Шеппард‑Хауз и влюбилась в это здание… — Олег рассказал о письме Фелпса и о ключе. И суммировал: — Ты меня достаточно знаешь, чтобы понимать: я не верю в привидения и потусторонние силы. Но могут быть силы вполне объяснимые и реальные, базирующиеся на вполне объяснимых и реальных особенностях этого здания, которых мы сегодня просто не знаем…

Потемкин поднял на Лайона глаза, красные после бессонной ночи.

— Как бы ты теперь сформулировал цель инспекции дома? После сказанного?

— Проверка всех конструкций и помещений на точное соответствие проектной документации. — Лайон выглядел спокойно и уверенно. — И подробное перечисление любых отклонений — сколь угодно больших и сколь угодно малых. Сожалею, что я вас не понял сразу — очень ясное задание.

— Ну тогда займись… — Олег перевел дыхание. — Чем быстрее, тем лучше.

— Отлично, сэр. С этим нет вопросов. Но вот еще одна штука — даже не знаю, стоит ли она вашего внимания… — и Лайон достал из папки сиреневый конверт. — Глупость, наверное… Вот, получил сегодня.

— Лайон, ты знаешь, как мы ценим твои знания и опыт? — Олег говорил официально, и в группе знали, что у него это означает крайнюю степень недовольства. — Какое ты имел право НЕ доложить мне об этом? Что там?

Лайон протянул листок с косо наклеенными буквами:

«ВЫ ВСЕ ПЛОХО КОНЧИТЕ» — все те же слова, все те же буквы, вырезанные из газетных заголовков.

— Немедленно передай это Сандре, — велел Потемкин. — Она у нас занимается этими сиреневыми письмами.

* * *

Не то чтобы Олег ожидал от Шлыкова благодарности — не тот типаж, благодарность от таких людей получить очень трудно. Просто некоторые слова люди типа Шлыкова физически не умеют выговаривать. Слово «спасибо» — в числе таких слов. Благодарность таких людей выражается в действиях… Если выражается, конечно.

Но реакция на данные, которые Олег Шлыкову сообщил, была в самом деле неординарная. Шлыков долго молчал у телефона — Олег даже решил было, что связь прервалась.

— Да здесь я, здесь! — с досадой, как показалось Олегу, ответил Шлыков на его повторное «Алло!». — Ты мне скажи, насколько точно то, что ты мне сообщил? Я‑то, честно говоря, считал, что у Арсена нашего это все так… художественное творчество. И тогда была бы ясная и логичная картина происходящего. А то, что ты говоришь — а я ведь понимаю, что ты мне далеко не все говоришь, — это в корне меняет дело. Тут такие бабки задействованы, такие международные связи, что хочешь спать ложись, хочешь песню пой.

— Николай Николаевич, все так и есть. И ничего не могу прибавить. Разве что вот… Скворчик каким‑то боком цепляет и одно из наших дел — и тут я постараюсь его по полной прокрутить. И с моим начальством относительно передачи информации вам мне все‑таки легче договариваться.

— Ты это… — Шлыков снова помедлил. — Я тебя утром твоим наберу, нашим вечером, значит.

— Постарайтесь не глубокой ночью, — не удержался Олег.

Шлыков будто и не услышал иронии.

— Ты это… Пойми, все может очень серьезно повернуться, понимаешь меня?

Олег промолчал, потому что единственное, что он сейчас понимал, — у Шлыкова затруднения, и он, Шлыков, сам еще точно не знает, как из этих затруднений выходить. Но затруднения, судя по всему, серьезные.

— Вот что, Потемкин… Ты передай этому своему Хопкинсу… ну и еще кому нужно благодарность нашего руководства. Мы должны с ними взаимодействовать, понимаешь ты? И если с нашей стороны что потребуется — за нами дело не станет.

— Николай Николаевич, вы мне говорили, что это — ваша личная просьба. Я действовал, исходя из этого. Если я стану от руководства благодарности передавать — это уже другой уровень, и музыка совсем другая. Кого из руководства конкретно вы имеете в виду, чтобы я хотя бы ориентировался?

— Да ты прямо как этот… как студент, — взвился Шлыков. — Никого я не имею в виду. И когда я тебе этот запрос посылал — это и была моя личная к тебе просьба. Все так и было до твоего сегодняшнего звонка. До того, что ты мне рассказал о Скворчике. А теперь мне без начальства дальше не двинуть, хочешь не хочешь… Ладно, вечером соединимся. — И Шлыков дал отбой.

Олег подошел к окну, все еще держа в руке трубку. Посмотрел на клены и березы в саду. Почему Хопкинс посадил березы? Сколько раз Олег хотел его спросить, да все никак не собрался.

* * *

Американцы не зря называют Лос‑Анджелес «деревня у фривеев». В гигантском мегаполисе полно настолько деревенски‑идиллических районов, что представить себе, что рядом магистрали, офисы, городские кварталы, бывает порой трудновато. А если и вправду встать на фривей и поехать, к примеру, на север, то минут через сорок ты уже на берегу океана. В самом Эл Эй тоже есть прибрежные городки, но если отъехать чуть‑чуть — это еще лучше, дыхание гигантского города здесь совсем не ощущается, будто его и нету.

У семьи Рэдфорда был загородный дом в одном из таких курортных микрогородков, Мандалай‑Бэй. Чудный дом с видом на океан, а до океана — только белый песок, и, хотя дома вдоль пляжа вытянулись сплошной полосой, — почти никого вокруг. Здесь Рэдфорды и отмечали пятнадцатилетие сына Алекса.

И вот Потемкин на берегу, и служитель в красной куртке открывает дверцу автомобиля, и идет Потемкин ко входу — с букетом цветов и бутылкой красного вина урожая 2003 года с Райского холма в долине Напа. За эту бутылку, слегка поморщившись, заплатил господин Потемкин двести пятьдесят девять долларов. Естественно, Олег заранее посоветовался с Хопкинсом. «Кто их знает? — почесал в затылке Гэри. — Тут благодаря тебе я стану вхож в высшее общество, так, что ли? — И, заметив озадаченный вид Олега, улыбнулся. — Смотри: букет цветов — не из супермаркета, индивидуальный. Вино — не безумно дорогое, но и не дешевое… — Увидев, что Потемкину нужно что‑то более конкретное, пояснил: — Ну не дешевле ста пятидесяти и не дороже трехсот. Понимаю, что мы с тобой такого для себя не покупаем, но… сам понимаешь! Можно, конечно, на все это наплевать, — продолжал Хопкинс задумчиво, — и пойти так, как ты ходишь в гости к нормальным людям. Но я же тебя знаю, ты в жизни этого не сделаешь!»