Книга Гимн Лейбовицу - Уолтер Миллер-младший

– Итак, где ты собирался повесить эту штуку?

– Ну… – Брат Корноэр помолчал, окинув взглядом мрачный подвал. – Пока не решил. Полагаю, ее следует разместить над столом, где будет работать… («Почему он каждый раз делает такую паузу?» – раздраженно подумал дом Пауло) …тон Таддео.

– Давай-ка спросим брата Армбрастера. – Аббат заметил, что монах вдруг расстроился. – Что такое? Вы с братом Армбрастером…

Корноэр скривился.

– Честное слово, отец аббат, – произнес он, словно извиняясь, – я ни разу не прогневался на него. О да, мы с ним обменялись парой слов, но… – Корноэр пожал плечами. – Он не хочет ничего передвигать. Бормочет про колдовство и все такое прочее. Никак его не переубедить! Он уже наполовину ослеп, читая в полутьме, – и все равно уверен, что нас бес попутал.

Дом Пауло слегка нахмурился, и они вместе подошли к алькову, откуда брат Армбрастер по-прежнему мрачно наблюдал за происходящим.

– Ну, добился своего? – сказал библиотекарь Корноэру, когда они подошли. – Когда установишь здесь механического библиотекаря, а, брат?

– Брат, мы встречаем указания на то, что такие машины действительно существовали, – зарычал изобретатель. – В описаниях «Machina analytica» есть упоминания о…

– Хватит, хватит, – вставил аббат и обратился к библиотекарю: – Тону Таддео понадобится рабочее место. Что ты предлагаешь?

Армбрастер указал большим пальцем в сторону алькова естественных наук.

– Пусть читает за лекторием, как и все остальные.

– А может, устроим ему место здесь, в зале, отец аббат? – поспешно выдвинул встречное предложение Корноэр. – Помимо стола ему потребуются абак, доска и кульман. Отгородим ширмами…

– А еще ему понадобятся наши ссылки на Лейбовица и самые ранние тексты? – перебил библиотекарь.

– Верно.

– Если ты посадишь его посередине, то ему придется много ходить взад-вперед. Редкие фолианты прикованы цепями, а цепи так далеко не дотянутся.

– Не проблема, – отмахнулся изобретатель. – Сними цепи. Все равно глупо. Еретические культы исчезли или сильно захирели, а про орден рыцарей святого Панкратия уже сто лет никто не слышал.

Армбрастер покраснел от гнева.

– О нет, – отрезал он. – Цепи никто трогать не будет.

– Но почему?

– Теперь нужно бояться не тех, кто сжигает книги, а жителей деревни. Цепи останутся на своих местах.

Корноэр повернулся к аббату и развел руки в стороны:

– Видите, господин?

– Он прав, – ответил дом Пауло. – В деревне слишком сильные волнения. Не забывай, местный совет экспроприировал нашу школу. Теперь у них есть библиотека, и жители деревни хотят, чтобы ее полки наполнили мы – желательно редкими книгами. Кроме того, в прошлом году у нас была проблема с ворами. В общем, брат Армбрастер прав. Редкие книги останутся прикованными.

– Ладно. – Корноэр вздохнул. – Значит, ему придется работать в алькове.

– Итак, где мы повесим твою чудесную лампу?

Монахи оглядели нишу, один из четырнадцати одинаковых закутков, поделенных в зависимости от темы. Альковы были обращены к центральному залу; в арке над головой на железных крюках висели тяжелые распятия.

– Ну, если он будет работать в алькове, – сказал Корноэр, – тогда нам временно придется снять распятие и повесить там лампу. Другого выхода нет…

– Язычник! – зашипел библиотекарь. – Дикарь! Святотатец! – Армбрастер воздел вверх дрожащие руки. – И да поможет мне Бог, если я не порву его на части! Когда же настанет всему этому конец? Уведите его, уведите! – Он отвернулся; его вытянутые руки по-прежнему дрожали.

Дом Пауло и сам слегка поморщился, услышав предложение изобретателя, но сейчас слова брата Армбрастера заставили его нахмуриться. Он не надеялся, что тот притворится кротким – кротость была чужда Армбрастеру, – однако его недовольство определенно усилилось.

– Брат Армбрастер, повернись, пожалуйста, – сказал аббат, глядя в спину монаха.

Библиотекарь повернулся.

– Опусти руки и говори спокойнее.

– Отец аббат, вы же слышали, что он…

– Брат Армбрастер, пожалуйста, принеси стремянку и сними распятие.

Библиотекарь побелел и, потеряв дар речи, уставился на дома Пауло.

– Это не церковь, – сказал аббат. – Размещать изображения здесь не обязательно. Похоже, здесь единственно подходящее место для лампы. Позднее, возможно, мы ее переставим. Я понимаю, что данная история привела в беспорядок твою библиотеку – и, вероятно, расстроила твое пищеварение, но мы надеемся, что все это – в интересах прогресса.

– Вы и Господа нашего заставили уступить место ради прогресса!

– Брат Армбрастер!

– Может, повесите этот колдовской свет Ему на шею?

Лицо аббата застыло:

– Я не принуждаю тебя повиноваться, брат. Зайди в мой кабинет после комплетория.

Библиотекарь увял.

– Я принесу стремянку, отец аббат, – прошептал он и побрел прочь.

Дом Пауло взглянул на Христа на потолке арки. «Ты не возражаешь?»

В желудке завязался узел. Аббат знал, что позднее за этот узел ему придется расплачиваться. Он вышел из подвала, чтобы никто не заметил его недомогания. Общине не стоит видеть, что в эти дни на него может так повлиять такая банальная неприятность.

* * *

Лампу установили на следующий день, однако дом Пауло во время испытаний оставался в своем кабинете. Дважды ему пришлось предупредить брата Армбрастера в беседе с глазу на глаз, и один раз – публично отчитать на общем собрании. И все же именно позиция библиотекаря, а не Корноэра вызывала у него большую симпатию. Он сидел за столом, сгорбившись, и ждал вестей из подвала, практически не беспокоясь о том, закончатся испытания успехом или провалом. Одну руку он засунул под хабит и поглаживал живот, словно успокаивая истеричного ребенка.

Снова внутренние судороги. Казалось, они начинались, как только угрожала возникнуть какая-то неприятность, и отступали, когда неприятность превращалась в проблему – с ней можно бороться. Однако на этот раз они не отступали.

Он понимал, что это – предупреждение. Кто-то – ангел, демон или его собственная совесть – предупреждал его о том, чтобы он опасался себя и какой-то реальности, с которой еще не столкнулся.

«И что теперь?» – подумал он, позволив себе бесшумно рыгнуть, и беззвучно попросил прощения у статуи святого Лейбовица, стоящей в похожей на усыпальницу нише в углу кабинета.

По носу святого Лейбовица ползла муха. Его глаза смотрели на нее искоса – казалось, святой требует, чтобы аббат прогнал наглое насекомое. Аббату полюбилась эта деревянная статуя двадцать шестого века. На ее лице играла необычная улыбка, и поэтому статуя не могла служить объектом поклонения. Один угол рта загибался вниз, а брови были насуплены, благодаря чему лицо приобретало довольно двусмысленное выражение. Поскольку через плечо святого была перекинута веревка палача, выражение его лица часто казалось загадочным. Возможно, это было связано с особенностями текстуры древесины, которые диктовали свои условия руке резчика. Иногда дому Пауло казалось, что образ святого создан из живого дерева. Некоторые терпеливые мастера-резчики того периода начинали работу с саженцем дуба или кедра и – потратив годы на утомительную подрезку, сдирание коры, изгибание ствола и завязывание живых ветвей в нужном положении, – превращали растущее дерево в потрясающую фигуру со сложенными или поднятыми вверх руками. Получившуюся в результате статую было очень сложно сломать или расколоть, так как большинство ее линий следовали природному расположению волокон.