Книга Дуэль на троих - Михаил Крупин

Но из дверей появился другой адъютант, в чине штабс-капитана, с кислой миной и помотал головой – мол, нет, еще спит.

Я, вздохнув, еще раз подошла к майору и с мольбою тронула его за рукав.

– Ну, я вам клянусь, я просто посижу, – шепнула кротко-кротко. – Тихонечко. Вдруг он проснется?..

И майор наконец растаял. Приложив указательный палец к губам, повел меня в светлицу. Пропустил первой, сам бесшумно скользнул следом.

Вдоль бревенчатых стен и большого дивана всюду были развешены пучки каких-то трав, на столе – очищенные резаные яблоки с коричневыми пятнами. На сложенной карте – стояли в тарелках блины, пироги и лекарские баночки с пилюлями. В глиняном кувшине – букет из засохших полевых цветов – васильки, ромашки, колокольчики… Через их стебельки и траву я увидала тучный корпус старого фельдмаршала – в расстегнутом мундире, мерно дышащий на потертом диване…

– Он может так проспать и двадцать часов кряду, – шепнул адъютант.

– Как?.. – изумилась я. – А если?..

Адъютант уверенно помотал головой:

– Не будить!

Я подобралась к самому лицу Кутузова. Адъютант – с благоговейным трепетом – следом…

– Как?.. – Я все-таки не понимала. – Наполеон в Москве, под боком, а он спокойно спит…

– Совершенно спокойно, – подтвердил адъютант.

– И… приказал не будить?! – прокричала я шепотом.

– Он слишком уверен в победе, – объяснил майор.

Я перевела дух, пытаясь совместить в своем сознании взаимоисключающие вещи.

– Ну зато, когда проснется, ух, наверно, как пойдет воевать?..

– Я же говорю, – терпеливо шепнул адъютант, – он слишком уверен в победе, чтобы воевать.

Я вовсе оторопела:

– И… и… к этому есть основания?

– Абсолютные. – Майор едва сдержал зевок.

Мы вышли из светлицы обратно. В приемной сидело уже несколько офицеров и генерал.

Адъютант, поручив свой пост не менее сияющему орденами сотоварищу, вывел меня на крылечко и тут заговорил в полный голос:

– Но я думаю, на свой страх и риск попробую помочь. Все-таки исторические памятники… Надо спасать.

– Да, и потом этот русский дворянин Беклемишев! – горячо подхватила я. – Его же расстреляют на рассвете. А он – герой.

За нами вышли и Андрейка с Фролом. И мы дружно за адъютантом спустились с крыльца.

– Эх, столько героев уже погибло на этой войне! – в тон мне посетовал он. – Только генералов четверо…

– Наполеон говорил, что у него при Бородино восемь генералов погибло. А девятый в Москве угорел.

Майор прямо расцвел:

– Да вы что? Обязательно доложу его светлости, когда проснется.

– В общем, – решила я не отвлекаться далеко от темы, – у меня есть план.

На улице быстро темнело. И в этой тьме проступило со всех сторон, будто упавшее звездное небо, мерцание солдатских костров.

– В общем, мне нужна группа солдат, говорящих по-французски.

Майор усмехнулся:

– Кто ж из солдат говорит по-французски?

– Можно по-итальянски, по-немецки… – пролепетала я с робкой надеждой.

Андрейка заржал.

– Уфф!.. – выдохнул майор. – Это только офицеры по-иностранному умеют. Могу дать двух офицеров.

– Отлично! У вас есть французские мундиры?

– Этого добра после Тарутинского боя много.

– Великолепно! Но после того, как мы просочимся в город, они должны опять переодеться и стать похожи на монахов и мещан!.. О! У них должны быть бороды.

– Тогда возьмите вон, из казаков.

Майор указал нам на ближние костры, вкруг которых размещались чубатые бородачи в синих портках и папахах.

– Но казаки… разве понимают французский? – спросила я с сомнением.

По-моему майор беззвучно выругался…

Из воспоминаний капрала Франсуа Пигаля

…С рассвета мы укладывали эти чертовы тюки на телеги. С неба летела мерзкая морось – не то снег, не то дождь.

Добрейший Поль все гладил исхудавших лошадей, которых сторожил уже неделю от проклятых конеедов. Мы дежурили вокруг своих коней по очереди.

А когда Люка и Пьер стали загружать сверху огромный тюк с торчащими серебряными рожками, Поля просто прорвало:

– Ребята, куда эти люстры еще?! Нашим доходягам и с места не сдвинуть такую тяжесть!

– Так что, разбирать?!.. – заорал в ответ Люка. – У нас коней осталось втрое меньше, чем телег!

Отчаянно махнув рукой, он уселся под навесом коновязи и достал кисет и трубку. Мы все к нему присоединились.

– Мне все больше не нравится этот поход, – закурив, сказал Люка. – То Москва сгорела… То Бекле арестовали…

– А чего мы сюда так ломились-то? – сказал я. – А?! Если сейчас уходим? Ты не понял, нет? Зачем уложили половину армии? Ну! Ты ведь у нас самый умный, скажи?..

– У меня только одно объяснение, – Люка затянулся.

– Какое же?

Сержант выдохнул дым и все нам объяснил одним словом:

– Политика.

Стон разочарования был ему ответом.

Через площадь перебежал вымокший до нитки дежурный, огляделся и сразу сунулся к нам под навес.

– Сержант! Вас у поста офицер спрашивает. Совсем молоденький!.. С ним два поляка…

Из журнала Таисии (в послушании Анны)

Трубецкой-Ковровой

…Из всех друзей-однополчан Вани я знакома была только с Люка, так как он ехал с нами до Путевого Петровского замка. Его я и вызвала к посту.

Да, конечно, Люка притащил с собой и всю компанию. Как, оказалось, оно было и к лучшему.

Хлестал слепой октябрьский дождь. Я в мундире и горделивой шапочке польского офицера, с хорошо приклеенными пышными усами, Андрей и Фрол в солдатской польской форме, не говоря уже о всей явившейся к нам на свидание компании, никак не помещались в постовую будку. Что ж, два француза сбегали куда-то и приволокли палатку. Мы выставили ее прямо на сгоревшей площади.

Теперь стало гораздо уютнее: дождь над нами шумел по туго натянутому льняному полотну палатки, а Люка светил масляным фонарем на разложенную мной на досках карту еще целенькой Москвы.

– Дельно придумано! – сразу сказал он в ответ на мое предложение. – Возле самой тюрьмы мы переодеваемся в русских, – он хлопнул по мешку с русской одеждой, принесенному нами, – и освобождаем Жана, даже не повздорив с императором!

Один французик (Поль, кажется) сразу начал копаться в мешке.