Книга Русский израильтянин на службе монархов XIII века - Александр Койфман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С полусотней солдат отправился в Карак в тот же день. К вечеру достигли Иерусалима, обогнав по дороге колонну повозок, на которых везли пленных и раненых рыцарей. Я даже не стал заезжать в Иерусалим, чтобы не терять время. Когда мы приехали к вечеру третьего дня в Карак, то узнали, что султан ал-Адил скончался от сердечного приступа, узнав о захвате крестоносцами башни у Дамиетты. Так поразило его это известие. На следующий день прибыл гонец из Дамаска с приказом коменданту крепости Карак сдать командование войсками эмиру Роману Клопофф. Мне приказано принять присягу войск эмиру Дамаска, Палестины, Урдуна[135] и прочее. Далее следовало перечисление всех владений ал-Муаззама и его титулов независимого правителя. Кроме того, мне было приказано оказать полное содействие отправляемому в Карак Абу Сахату в его действиях в соответствии с полномочиями, возложенными на него эмиром. Комендант недолго думал. Он признал нового эмира своим повелителем, организовал построение гарнизона, на котором зачитал приказ нового эмира. Мы с ним первыми присягнули новому властелину. Следом присягу приняли все войска. Потом комендант созвал руководителей войск и познакомил их со мной, как с новым командиром.
Два дня я знакомился с войсками, с системой обороны Карака. Вечером вспоминал те уже далекие дни, когда совсем неопытным охранником прибыл с Абу Сахатом в Карак. Прошло ровно четыре года, а я теперь ответственен и за крепость, и за всех людей в ней. Впрочем, я не разрешал себе слишком много времени тратить на воспоминания. Нужно хорошо отдохнуть, вряд ли принц, то есть эмир, оставит меня в Караке на длительное время.
Действительно, на следующий день прибыл Абу Сахат с приказом эмира проверить сокровищницу Айюбидов. Мы с Абу Сахатом, казначеем крепости и прежним комендантом открыли двери сокровищницы. Не знаю, как Абу Сахат, а я был впечатлен открывшимся мне богатством. Еще со времен Салах ал-дина сюда, в хранилища этой неприступной крепости, свозились трофеи. От казны печально известного своими разбоями Рено де Шатийона[136] до выкупов за пленных рыцарей и платежей вассальных княжеств. Иногда из этой сокровищницы брались деньги на очередную войну, но чаще сюда свозилось то, что удавалось захватить в успешных походах. По словам казначея и по представленным им Абу Сахату документам, в сокровищнице было ценностей на два миллиона динаров. В том числе на миллион золотой монетой.
Абу Сахат объяснил мне, что эмир ждет реакцию своих братьев на захват казны отца. Он надеется, что они, занятые своими проблемами, не смогут жестко реагировать на его самочинные действия. Пока он хочет, чтобы мы с Абу Сахатом проследили за сохранностью казны. Мы оставались в Караке еще несколько месяцев. Я ни разу не получил разрешение эмира посетить Дамаск и свою семью.
А из Египта приходили только печальные новости. Время от времени шли сражения, гибли тысячи воинов, но ситуация для ал-Камила не улучшалась. Он непрерывно просил у братьев помощи. Помощи войсками или деньгами. Помощь приходила, но не в тех объемах, в которых он нуждался. В январе тысяча двести девятнадцатого года ситуация ухудшилась настолько, что группа заговорщиков, во главе которой был эмир бин Мастуб[137], решила свергнуть ал-Камила и посадить на престол его совсем молодого брата ал-Фаиза[138]. Струсивший ал-Камил бежал из военного лагеря, поддерживающего осажденную крепость Дамиетту. В результате из лагеря разбежались все солдаты, и крестоносцы смогли наконец полностью осадить крепость. Теперь вопрос стоял не об успехах того или иного брата. Под вопросом могло оказаться существование всей империи.
Эмир ал-Муаззам срочно покинул Дамаск, через Карак проехал в Египет. Меня с моими солдатами он прихватил с собой, вернее, приказал сопровождать небольшой караван с деньгами для египетской армии. Одновременно мой корпус получил приказ двигаться из Лидды в Египет. Туда же был направлен тюркский корпус, следовавший через Наблус и Лидду с отставанием от моего корпуса на несколько дней. Эмир прибыл в Египет семнадцатого февраля. Мой караван отстал от него только на два дня. За одну неделю эмир успел выгнать бин Мастуба в Диарбакир, отправил молодого претендента в Хомс[139] и привел в повиновение мятежных эмиров. Кого угрозами, кого солидным количеством золота, привезенного моим караваном. Привезенные деньги помогли также нанять новую армию. Непосредственная угроза империи была устранена, и эмир в марте уехал в Дамаск, захватив меня с собой. Мой корпус был возвращен в Лидду без меня. Младшего брата с корпусом тюрков он оставил на время в Египте.
Для меня эти несколько недель в военном лагере ал-Камила и ал-Муаззама едва не кончились печально. В одну из первых ночей в мою палатку ворвались трое вооруженных мамлюков. Вряд ли я смог бы отбиться от всех троих, если бы не мое личное оружие. Дело в том, что сразу же после прибытия в лагерь я заметил за собой слежку. И это было неудивительно, учитывая, что я руководил сопровождением и хранением очень большого количества золота из запасов Карака. Мешочки с золотом были сложены в ларе, стоявшем за моей кроватью. Перед моей палаткой постоянно несли стражу три солдата. Мимо меня тоже не просто пройти. Но я все равно опасался чего-то и впервые за четыре года зарядил свой табельный пистолет. И не зря. Проснулся от сдавленных криков моих солдат. Им просто перерезали горло. Не знаю, как мамлюкам удалось их обмануть. Но теперь трое из них стояли в паре шагов от меня, лихорадочно оглядывая в темноте все углы моей палатки в поисках золота. Не задумываясь, выхватил из-под подушки пистолет и сделал три выстрела. Потом выскочил из палатки и увидел еще двух мамлюков, грабящих моих убитых солдат. Еще два выстрела, и все кончено. На непривычный шум выстрелов должны были сбежаться мои солдаты из соседних палаток. Чтобы не было ненужных вопросов, я зарубил дополнительно всех пятерых мамлюков своим мечом. Сбежавшиеся солдаты были потрясены, увидев своего командира с окровавленным мечом и трупы пяти мамлюков. Рождается еще одна легенда о свирепом эмире Романе Клопофф. Кстати, ее рассказали эмиру ал-Муаззаму, который долго не мог поверить в реальность такого события.