Книга Карта царя Алексея - Николай Дмитриев

– Прошу сюда, любезнейшие, здесь лучше… – С низким поклоном проводил по виду приличных гостей на чистую половину.

В комнатке за узорной занавесью, куда их провёл служка, было сравнительно тихо. В углу, за дальним столом, устроившаяся там компания играла в зернь. Ещё несколько посетителей сидели каждый сам по себе, и, не заметив ничего подозрительного, Вальд успокоился.

Света, попадавшего сюда через пару слюдяных окон, было маловато, и оттого на некоторых столах в подсвечниках были зажжены свечи. Пока Вальд приглядывался, Первой увидал кого надо и показал на сидевшего в одиночестве мужичка, по виду вроде как купца средней руки.

– Нам к нему…

Этого человека Вальд видел впервые и, присаживаясь к столу, не без опаски косился на него, а тот изучающе окинул иноземца взглядом и кивнул Первою:

– Закажи имбирного…

Та самая фраза, по которой в первую встречу Первой и Вальд опознали друг друга, странным образом подействовала на Петера, и он без обиняков спросил:

– Карту принесли?..

– Само собой…

Купец достал откуда-то объёмистый свиток, отогнул край в сторону и, подвинув ближе свечу, негромко сказал:

– Гляди сам, вот она…

Вальд всмотрелся в отогнутый край свитка, увидел красиво выписанные буквы, какие-то непонятные значки возле чётко прорисованных картографических линий и нетерпеливо протянул руку.

– Беру…

– А деньги, деньги, милок, где?.. – Человек купеческого вида придержал свиток.

– Вот…

Вальд без возражений выложил на стол кошель с гульденами и потянул вожделенную карту к себе…

* * *

Воеводе Епанчину снился всё тот же сон. Снова, в который раз, почти как наяву, он видел белый палац[82] с колоннами, зелёные деревья кругом и синий-синий то ли пруд, то ли озеро, в котором так и тянуло искупаться. При этом воевода чувствовал, что белый палац имеет к нему какое-то непонятное отношение…

Однако этот необъяснимый, но чрезвычайно приятный сон сопровождался таким радостным ощущением, что, когда воевода почувствовал, как чья-то рука мягко прикоснулась к его лицу и вдобавок вполне явственно расслышал:

– Коханый[83]… Просыпайся… – ему показалось, будто он сейчас узнает, чей этот белый палац…

Воевода открыл глаза, через отступающую мягкую муть разглядел знакомую обстановку, увидел огонёк лампады перед висевшей в углу иконой и внезапно понял, что рука, касающаяся его лица, существует наяву, и всё тот же до удивления знакомый голос произнёс:

– Коханый… Не туда смотришь…

Епанчин повернул голову, увидел склонившуюся над ним Злату и, вспомнив всё, что было ночью, с хрустом потянулся. Сейчас уже давно проснувшаяся девушка, опершись на локоть, лежала рядом, и, глядя на её спрятанную в глазах улыбку, он попытался притянуть Злату к себе, но она неожиданно запротестовала:

– Хватит… Вымотал же за ночь, ненасытный… – и, уже открыто улыбнувшись Епанчину, добавила: – Дай хоть отдохнуть немного…

Откинув золотистые, рассыпавшиеся по плечам волосы, девушка положила голову на плечо Епанчину, потом, вроде как укусив, поймала губами его ухо и, ласково потрепав, через какое-то время, будто самой себе, сказала:

– И откуда у тебя битого-раненого столько силы?..

– Не знаю… – Епанчин улыбнулся и попытался объяснить: – Понимаешь, порой туга[84] находит, и раны ноют, и поясница болит, и вообще… А увижу тебя – и все мои хвори как рукой снимает… Не знаешь, отчего?

– Да потому, что сугревный[85] ты мой… – И Злата чмокнула Епанчина в щёку.

Довольно долго они лежали молча, но потом Епанчин вздохнул:

– А я думал, ты здесь с капитаном каким…

– Что?.. Правду знать хочешь? – И Злата неожиданно резко приподнялась.

Епанчин заметил внезапно промелькнувший в её глазах злой огонёк и погладил девушку по плечу.

– Ну что ты, я так…

– Да нет, послушай! – Злата дёрнула плечом и отстранилась. – Небось думаешь, подсунули меня тебе иноземцы ради своей выгоды…

Такая мысль у Епанчина вправду мелькала, и он враз посерьёзнел:

– Давай не будем об этом.

– Нет, будем, – запротестовала Злата. – Думаешь, я по своей воле здесь? Нет, это война нас по белу свету раскидала. Та самая, где ты шрамы свои заполучил…

– Начистоту говорить хочешь? – Епанчин приподнялся и в упор посмотрел на Злату. – Тогда скажи, зачем ты здесь? Песенки петь?

– Какие там песенки… – махнула рукой Злата. – Слушать, что капитаны промеж себя говорят, да так и выведывать, что они знают или что делать собираются.

– А что им знать-то? – удивился Епанчин. – Опять же, и дорога их известная…

– Если бы… – Злата горько вздохнула. – Думаешь, Олаф Нильсен просто так сюда припёрся? Нет…

Услыхав про Нильсена, Епанчин подобрался и, почуяв, что наконец-то сможет узнать загадку неторгового флейта, спросил:

– А ты разве знаешь?

– Знаю, – кивнула Злата. – Вокруг Сибири он путь ищет…

– Вот оно, значит, куда наладился… – протянул Епанчин и, заложив руки за голову, откинулся на подушку.

Воевода долго лежал молча, не зная, как поступить. То, что ему сказала Злата, подтверждало его опасения, но в то же время он чувствовал: такой взгляд женщины врать не может, а значит, ему её опасаться нечего. И тут девушка, наверняка догадавшись, о чём задумался воевода, легко разрешила все его сомнения, сказав:

– Не бойся, мне от тебя ничего не нужно, только ты сам…

У Епанчина как-то сразу отлегло от сердца, но он не знал, что сказать, однако Злата и не ждала ответа. Наоборот, низко склонившись, она заглянула в глаза Епанчину и тихонько спросила:

– Скажи, что тебе снилось? У тебя было такое лицо…

– Снилось? – Епанчин улыбнулся и начал перечислять. – Деревья снились… Вода… Палац на берегу. Белый такой с колоннами…

– С колоннами… – мечтательно повторила за ним Злата и вздохнула. – Я всегда хотела в таком жить…

– А вы в каком жили?.. – спросив это, Епанчин приподнялся так, чтобы лучше видеть лицо девушки.

– Я в деревянном выросла, под гонтом[86]… и крыльцо такое, с балясинами, как на корме у купеческого корабля…

Она не договорила, но Епанчин, вспомнив такие же виденные им на Украине шляхетские дома, тихо сказал: