Книга Бомба для графини - Марта Таро

Марфа поставила перед Щегловым чашку и налила в неё кофе.

– Не холодный ли, Пётр Петрович? – шепнула она, не поднимая глаз.

– В самый раз! Благодарю, Марфа Васильевна, – отозвался исправник, но чашку не взял, сперва заговорил о деле: – Хорошо, что и Лев Давыдович здесь, сразу всем хозяевам имений и расскажу о наших загадках. Дело в том, что в овраге, отделяющем Солиту от Хвастовичей, нашли застреленного человека. Его опознали, это – пропавший в уездном городке шорник. И хотя пропал он уже давно, застрелили беднягу несколько часов назад. Я веду опросы людей в окрестных деревнях, но пока безрезультатно. Вам бы, Вера Александровна, не мешало охрану к дому приставить.

Вера давно привыкла к тому, что в Москве разбойный люд шалит, вовсе не считая нужным скрываться. Так что её рассказ исправника особо не впечатлил.

– Спасибо за заботу, но в моём флигеле уже есть охранник, а для Марфы мы что-нибудь придумаем, – отказалась она.

– Ну, воля ваша, как хотите, – отозвался Щеглов. Он не настаивал, не требовал исполнения своих указаний, что Вере тоже понравилось. Исправник выпил кофе, поблагодарил хозяек, а напоследок сообщил: – Я отправляюсь в Хвастовичи. Сам владелец имения пока не приехал. Предупрежу управляющего и начну опрос дворовых.

– А что, разве в Хвастовичи приедут хозяева? – вмешался в разговор до сих пор молчавший Бунич. – Там уже больше двадцати лет никого не было!

– Управляющий письмо получил, что хозяин собирается выйти в отставку и перебраться сюда на постоянное житьё, – объяснил исправник.

Бунич вдруг отчего-то покраснел, но от капитана не отстал: продолжал засыпать вопросами.

– С чего же это Горчаков в отставку собрался? В таких чинах ходил!.. Может, из-за младшего брата? Тот ведь, как говорят, в бунте участвовал. Теперь и старшего заодно из армии погонят… Да и то правда – разве ж можно кавалергардами управлять, если ты сам ненадёжен?

Услыхав название полка, Вера насторожилась – неужели Бунич говорит о том командире, что отказался просить за Боба? А при чём тут младший брат? Или у того высокомерного красавца брат так же арестован, как и у неё самой?.. Неужто дело в этом?!

Её размышления прервал исправник:

– Вера Александровна, вы уж об охране не забудьте. Я на днях заеду, проверю, как у вас дела, – сказал он.

Не так-то прост оказался капитан Щеглов, и уж совсем зря Вера сочла его покладистым. Похоже, что он был как раз из тех, кто мягко стелет, да жестко спать.

Исправник попрощался и вышел. Следом заторопился Бунич, и барышни остались за столом одни.

– Марфа, что это наш Лев Давыдович так разволновался из-за несчастий соседа? Он, конечно, человек добрый и приятный, но для такого смятения чувств должен быть и личный повод, – заинтересовалась Вера.

Но помощница лишь развела руками:

– Не знаю, Вера Александровна. В Хвастовичах на моей памяти никогда хозяева не жили. Отец рассказывал, что это имение граф Обольянинов в приданое единственной внучке отдал. Но при чём тут Бунич, не скажу…

– Ну да бог с ним, – отмахнулась Вера и вернулась к их собственным делам.

Они с Марфой теперь понимали друг друга с полуслова и так же слаженно работали. Тёплое, пронизанное золотистым апрельским туманом утро звало их на поля. Кони уже заждались своих хозяек, и уже через четверть часа барышни выехали со двора Солиты.

Глава девятнадцатая. Лев Давыдович Бунич

Выехав со двора Солиты, Бунич свернул на дорогу, ведущую к солеварне, но потом передумал и решил всё-таки догнать исправника. Зачем ему это понадобилось, он и сам толком не понимал. Выяснить подробности случившегося в уезде тревожного события? Любопытно, но не более того – не стоит затраченных усилий. Посетить Хвастовичи? Вот это было уже «теплее». Лев Давыдович погонял коня, а разворошённая память, как нарочно, подкидывала одно за другим болезненные воспоминания.

С Катенькой Обольяниновой они родились в один год, да и росли, можно сказать, вместе. Лёвин отец чуть ли не каждый день возил сына в дом старого графа, где с рождения воспитывалась Катенька. Девочка росла сиротой: отец её погиб в какой-то очередной войне, а мать снова вышла замуж и уехала, оставив годовалую дочку на воспитание свёкру. Дети очень дружили. К шестнадцати годам Катенька превратилась в настоящую красавицу – экзотический цветок, принцессу из волшебной сказки. Бунич любил эту яркую, как крылья бабочки, юную графиню со всей нежностью первой любви и почему-то был уверен, что и она, немного повзрослев, обязательно разделит его чувства. Но этим мечтам не суждено было сбыться: в положенный срок старый граф устроил брак своей внучки с сыном верного друга. Две знатные семьи соединили свои богатства, и синеглазая Катенька стала княгиней Горчаковой. Но даже не это оказалось самым кошмарным. Тогда, перед отъездом в столицу, Катенька нежно поцеловала Лёву на прощание, и он увидел в её глазах лишь радостное предвкушение. Лёвина первая любовь сама рвалась замуж, но не за него. Оказывается, он был слеп, Катенька никогда его не любила. Что же до кокетства – так оно было пустым бахвальством: юная женщина оттачивала на Лёве своё умение очаровывать. Он смотрел вслед отъезжающей карете, а в мозгу стучало: «Всё ложь! Я никогда не был ей нужен».

Это разочарование излечило Бунича от всяческих иллюзий. Впрочем, он удачно женился на милой и богатой барышне, но всегда хотел, чтобы Катеньке в столице было очень плохо, чтобы она наконец-то поняла, как в своё время ошиблась. Какую приятную новость привёз сегодня Щеглов: старшего сына Катеньки выкинули из армии. Учитывая, что младший – в крепости, а двое средних – на кладбище, список несчастий княгини Горчаковой наконец-то стал полным.

«Эти сыновья должны были родиться Буничами, а раз их мать предпочла другую судьбу – так пусть они теперь хлебают горе полной ложкой», – злорадствовал Лев Давыдович.

Впереди он заметил Щеглова, тот уже повернул на липовую аллею, ведущую к большому светло-жёлтому барскому дому в Хвастовичах. Это был единственный на всю округу уцелевший во время войны дом. За изысканную красоту его выбрал под свой штаб любимец Наполеона, маршал Мюрат. Тот дважды останавливался в этой усадьбе и, уходя, распорядился ничего не жечь.

Вслед за исправником Бунич свернул на подсохшую под апрельским солнцем аллею и догнал капитана уже у крыльца.

– Я с вами, Пётр Петрович, огляжусь, послушаю, что люди говорят, а то уж больно странные дела у нас в уезде творятся.

– Вот и славно, вдруг что-нибудь важное заметите, – обрадовался Щеглов, и они вместе прошли в вестибюль.

Хвастовичи просто сразили Бунича: здесь ничего не изменилось, дом как будто заснул в ожидании своей синеглазой хозяйки. Так же сверкал паркет, тёмный бархат штор обрамлял проёмы высоких окон, и картины висели на прежних местах. Как это было несправедливо – ведь у Бунича дом сгорел, не сохранилось ничего от детства и юности, а здесь через распахнутые двери гостиной виднелся большой портрет юной Катеньки в первом «взрослом» платье! Лев Давыдович не удержался. Подошёл ближе. Художник, как видно, и сам пребывал в полном восторге от своей модели, Катенька получилась, как в жизни, – яркой и полной огня. И на этом портрете она очень походила на девушку, занимавшую теперь все мысли Льва Давыдовича, – на графиню Веру Чернышёву. Наконец-то жизнь сделала настоящий подарок: замкнула круг и вернула то, что отняла в юности.