Книга Голубой Марс - Ким Стэнли Робинсон

На сессиях, где обсуждалось множество тем, участникам приходилось разбираться в очень сложных вопросах. Если не было ни государств, ни естественных или традиционных административно-территориальных единиц, то кто чем управлял? И как им соблюсти баланс между местной и мировой властью, между прошлым и будущим? Ведь представители многих унаследованных культур возражали против единой марсианской культуры.

Сакс, наблюдая за обсуждением этой проблемы с корабля, летящего на Землю, прислал сообщение, в котором предложил признать основной политической единицей шатровые города и крытые каньоны – по сути, города-государства, а единственной более крупной единицей – само всемирное правительство, которое будет регулировать только вопросы мирового масштаба. Таким образом, власть будет и местная, и мировая, но без государственной между ними.

Предложение вызвало более-менее положительную реакцию. С одной стороны, его преимущество состояло в том, что оно соответствовало уже сложившейся системе. Михаил, лидер партии богдановистов, назвал такое устройство разновидностью старой коммуны коммун, но поскольку идею выдвинул Сакс, его быстро прозвали «планом лаборатории лабораторий». Но, как тут же указала Надя, основная проблема так и осталась: Сакс лишь определил для них понятия местной и мировой власти. Им по-прежнему нужно было решить, сколько полномочий будет иметь предположительная мировая конфедерация над предположительными полуавтономными городами-государствами. Если много, то снова получится крупное централизованное Марсианское государство – многим из собравшихся такая мысль казалась невыносимой.

– Но если мало, – категорично заявила Джеки в секции прав человека, – то появятся города, где сочтут нормальным рабство, женское обрезание или любую другую дикость, основанную на признании нормой варварства, стоящего на неких «культурных ценностях». А это неприемлемо.

– Джеки права, – согласилась Надя, что оказалось настолько необычным, что привлекло всеобщее внимание. – Когда кто-то твердит, что какие-то фундаментальные права чужды их культуре, от этого дурно пахнет, независимо от того, кто это говорит – фундаменталисты, сторонники патриархата, ленинисты, наднационалы… Мне все равно кто. Здесь это им с рук не сойдет!

Арт заметил, что некоторые делегаты сдвинули брови в ответ на это заявление, несомненно, поразившее их так же сильно, как западный светский релятивизм или, может быть, гиперамериканизм Джона Буна. В оппозиции к наднационалам находилось большинство из тех, кто старался придерживаться старых культур, зачастую с иерархической системой, и такой уклад поддерживала как верхушка иерархии, так и, на удивление, многие из располагавшихся гораздо ниже по общественной лестнице.

Молодые уроженцы Марса, однако, были удивлены, что этот вопрос вообще обсуждается. Они считали фундаментальные права естественными и нерушимыми, а попытка их отмены оставляла у них очередной эмоциональный шрам, из тех, что всегда носили иссеи как результат травмирующего и неработающего здесь земного воспитания. Ариадна, одна из наиболее видных среди них, поднялась, чтобы сказать, что группа Дорсы Бревиа изучила многие земные документы по теме прав человека и составила их общий перечень. Этот новый перечень фундаментальных прав личности был открыт для обсуждения и, как она дала понять, принятия всего целиком. Кое-кто поспорил по некоторым пунктам, но большинство согласилось с необходимостью утвердить своего рода всемирный билль о правах. То есть марсианские ценности по состоянию на М-52 год должны быть законодательно закреплены и лечь в основу конституции.

Однако конкретный характер этих прав все еще оставался предметом споров. Так называемые политические права были признаны «очевидными» – то, что разрешалось гражданам, и то, что запрещалось правительству: хабеас корпус[12], свобода передвижения, слова, объединений, вероисповедания, запрет оружия – все это поддержало подавляющее большинство уроженцев Марса, хотя и нашлось несколько иссеев из стран вроде Сингапура, Кубы, Индонезии, Таиланда, Китая и других, кто с сомнением смотрел на такое подчеркивание личной свободы. У других делегатов возникли сомнения насчет прав иного типа – так называемых социальных или экономических, таких как право на жилище, медицинскую помощь, образование, труд, долю выручки от природных ресурсов и так далее. Многие делегаты-иссеи, с опытом работы в правительстве на Земле, весьма этим обеспокоились, указав, что закреплять подобное в конституции опасно. По их словам, так сделали на Земле, но, когда оказалось невозможным обеспечить эти права, конституционные права стали рассматриваться лишь как средство пропаганды. Потом это распространилось и на другие сферы, пока конституция не превратилась в жалкую пародию.

– И тем не менее, – резко отозвался Михаил, – если не можете позволить себе купить жилище, голосуйте, что без «права на жилище» документ станет жалкой пародией.

Молодые уроженцы согласились, и многие другие тоже. Так экономические и социальные права также оказались на столе, и начались продолжительные споры о том, как гарантировать их на практике.

– Политические, социальные… это все одно и то же, – сказала Надя. – Давайте теперь все эти права обеспечим.

И работа продолжилась, одновременно вокруг большого стола и в офисах, где заседали рабочие группы. Даже ООН там присутствовала в лице самого главы ВП ООН Дерека Хастингса, который спустился на космическом лифте и теперь активно участвовал в дебатах, где его мнение неизменно имело своеобразный вес. Арту показалось, что он даже начал проявлять симптомы синдрома жертвы, проникаясь все большей симпатией к людям, с которыми вступал в спор.

Комментарии и предложения также поступали со всего Марса, да и с Земли, и заполняли несколько экранов, закрывших одну из стен большого помещения. Конгресс всюду привлекал внимание, составляя конкуренцию даже массовому наводнению на Земле.

– В нашем конгрессе есть элемент мыльной оперы, – заметил Арт Наде. Каждый вечер они собирались в своем маленьком офисном помещении и звонили Ниргалу и остальным. Ответы путешественников шли все дольше и дольше, но ни Арт, ни Надя не обращали на это внимания: им обоим хватало, о чем поразмыслить, пока к ним летели реплики Сакса и других.

– Эта проблема мировой/местной власти совсем не проста, – указал однажды вечером Арт. – Настоящее противостояние. Я имею в виду, тут дело не только в спутанном мышлении. Мы действительно хотим, чтобы был какой-то всемирный контроль, но и свобода куполов тоже нужна. Наши самые существенные ценности противоречат друг другу.

– Может, попробовать швейцарскую систему, – предложил Ниргал через несколько минут. – О ней все время твердил Джон Бун.

Но швейцарцев на Павлине эта идея не вдохновила.

– Лучше уж его контрмодель, – отозвался Юрген, скорчив гримасу отвращения. – Я оказался на Марсе как раз из-за швейцарского федерального правительства. Оно сдерживает все, что можно. Даже чтоб дышать, нужно получить лицензию.