Книга Невеста сердится - Дебра Дайер

Она взяла ридикюль. Пальцы ее нащупали пистолет.

— Итак, я жду тебя.

Глава 13

Саймон, усаживаясь поудобнее на голубых подушках сиденья кареты, задел коленом ногу Эмили. Она шарахнулась, словно перепуганная кошка. Он заметил, что она слегка вздрогнула, прежде чем отвернуться от него и уставиться в окно кареты.

Он откинулся на сиденье, но по спине его побежали мурашки, а волосы на затылке стали дыбом. Карету тряхнуло. Саймон выглянул в окно. Они ехали по узкой дороге, вившейся вдоль отвесных утесов. Ущербная луна бросала бледный свет на округу, отчего отвесные стены ущелья казались сложенными из неровных серебряных слитков.

— Это не та дорога, по которой мы ехали в город.

— Да. — Эмили покосилась на бабушку. — Но Бимиш знает, как я люблю наслаждаться видом ущелья при лунном свете.

Саймон нахмурился:

— Тогда тебе следовало сесть с этой стороны.

— Верно, но… — Эмили вцепилась в свой ридикюль. — Я не подумала об этом, когда мы усаживались.

— Хочешь, поменяемся местами?

— Нет. Мне и так хорошо. — Эмили сидела, забившись в уголок с таким видом, словно ожидала нападения разбойников. — А ты посмотри, как красиво.

Мышцы его напряглись. Последние несколько лет он много раз оставался в живых лишь благодаря предчувствиям. И сейчас внутренний голос кричал ему, что над ним нависла угроза.

— Я так люблю комедии. По-моему, это была очень милая постановка. — Леди Харриет раскрыла веер. — А вам понравилось, Шеридан?

— Мне спектакль понравился. — У него было такое чувство, что он и сейчас смотрит спектакль. Дамы что-то затевали. Он был в этом совершенно уверен. И Эмили, и леди Харриет едва притронулись к еде за обедом. И, насколько можно было заметить, пьесу тоже смотрели без всякого удовольствия. — Хотя, должен признаться, сравнивать мне особенно не с чем. Не так-то часто мне представлялась возможность посещать театр.

— Не понимаю, как можно жить в армейских условиях. — Леди Харриет внимательно смотрела на него поверх кружевного края веера. — Просыпаться каждое утро с мыслью о том, что, возможно, предстоит встреча со смертью. — Почтенная дама многозначительно посмотрела на Эмили и продолжила: — Что армия, что флот — все едино. Вести такую жизнь с двенадцати лет! Это ужасно.

Эмили заерзала на сиденье, бросив на бабушку мрачный взгляд.

Леди Харриет, довольная собой, улыбнулась.

Саймон потер затылок.

— Уверена, бабушка, у его отца были веские основания отправить сына к театру военных действий.

— Гм… — Веер леди Харриет затрепетал. — Не могу представить, что это за основания такие, из-за которых ребенка отправляют на войну.

— Полагаю, он был не сахар и в двенадцатилетнем возрасте. — Эмили покосилась на Саймона, поджав губы. — Это твой отец решил отправить тебя в армию? Или ты сам сбежал в надежде на воинскую славу?

Воспоминания, которые Саймон давно пытался похоронить, выглянули из всех углов, словно призраки.

— Надежды на воинскую славу имели к этому мало отношения.

— А что имело? — спросила Эмили.

Саймон прямо встретил ее взгляд и увидел в ее золотистых глазах любопытство и нечто большее — желание понять его. Она хотела, чтобы он капитулировал, сдался ей на милость. А этого он никогда не делал.

— Это скучная тема.

— Опять уклончивый ответ. — Глаза Эмили сузились. — Я вообще не понимаю, бабушка, почему ты поверила ему, когда он сказал, что получил офицерский патент в двенадцать лет.

Его поразила сила ее гнева. Он пылал ослепительно ярким огнем, столь жарким, что способен был выжечь любое иное чувство, разрушавшее ее оборону.

— Очень сомневаюсь, что этот человек вообще знает, что такое правда. — Эмили посмотрела на него с такой яростью, словно он был не достоин даже сидеть рядом с ней. — Не удивлюсь, если окажется, что он вообще не служил в армии.

— Отец купил для меня офицерский патент, когда мне исполнилось двенадцать, потому что надеялся, что я погибну в сражении.

Леди Харриет тихо ахнула. Эмили была в шоке.

Он вовсе не собирался говорить ей правду, но так получилось. Возможно, ему хотелось шокировать ее. Возможно, он желал и большего — чтобы их связала хотя бы частица правды.

Эмили не сводила с него глаз, и глаза эти переполняла бешеная ярость — на кого? На человека, который солгал, или на отца, купившего сыну смертный приговор?

— Как ты можешь говорить такие вещи?

— Ты хотела узнать правду. — Саймон набрал в грудь воздуха. Как странно: сколько лет прошло, но и сейчас он весь сжимался, когда ему приходилось смотреть в глаза этой правде. — А правда заключается в том, что мой отец решил, что я ему больше не нужен.

— Но почему? — спросила Эмили, пытаясь на лице его увидеть ответ, который и от самого Саймона ускользал большую часть его жизни. — Почему человек желал смерти собственному сыну?

Саймон откинулся на подушки и заставил себя улыбнуться.

— Были причины.

— Неужели? — Эмили не сводила с него глаз. Она твердо решила пробить брешь в его обороне. — Что за причины могут оправдать такую ужасную жестокость?

— Не имеет значения. — Он посмотрел в окно. Ему неприятно было видеть в ее глазах жалость. — И поверь, не стоит меня жалеть. Все это случилось очень давно.

— Это все ложь, да? — Эмили вцепилась в его локоть. — Поэтому ты и не можешь объяснить, почему твой отец вышвырнул тебя вон?

Он посмотрел на ее руку, на тонкие пальцы, впившиеся в его рукав. Белая лайка ее перчатки казалась золотой в свете каретного фонаря, и эта рука в перчатке словно пыталась вытащить его на свет из безопасного темного угла, в котором таились воспоминания. Ему стало трудно дышать. Воспоминания вились вокруг, как змеи, сворачивались кольцами и тянули его назад, в тот день, когда шесть месяцев назад он встретился со своим отцом, вероятно, в последний раз.

Саймон стоял в кабинете отца перед широченным письменным столом красного дерева и смотрел в иссохшее лицо человека, некогда олицетворявшего собой всю власть в мире Саймона. Рэндольфу Сент-Джеймсу недолго оставалось жить. Болезнь медленно пожирала его изнутри.

— Ты сумел и тут ослушаться и сделать по-своему, да? — Рэндольф Сент-Джеймс уставился на Саймона. Его темные глаза были полны жгучей ненависти. — Ты все же сумел выжить, в то время как я умираю.

Саймон сглотнул комок, который сдавил ему горло.

— Если вы и научили меня чему-то, так это науке выживать.

— Считаешь себя очень умным — так же, как и она. Знаешь, что я не могу изменить порядок наследования. И уверен, что наконец-то возьмешь верх надо мной! Неужели ты и правда решил, что я допущу, чтобы ты, с твоей нечистой кровью, унаследовал все, что я имею, чтобы ты носил мой титул?! Боже правый! А она-то как была бы довольна!