Книга Цезарь в тесте - Иван Дубинин

ГЛАВА 16

Я уже много раз замечала за собой, что если хочу чего-то конкретного, то именно его и получаю. А если это — неоформившееся, расплывчатое желание, то оно и не воплощается в реальность. Помню, в юности мама мне говорила:

— Лара, тебе надо обновить гардероб. Пошли, купим что-нибудь свеженькое.

— Пошли, — вяло соглашалась я.

Мы могли неделю валандаться по салонам, перемерять кучу всякого супербарахла, но так ничего и не приобрести.

— Ну, чего ты хочешь? — теряла терпение моя терпеливая мама.

— Не знаю, — виновато отвечала я правду.

А иногда, это бывало, честно говоря, редко, мне хотелось, к примеру, точно такую кофточку, как у Людки Выхухолевой, в которой та вчера явилась в консерваторию. Тут — воланы, тут — карманы. Здесь — кокетка, там — манжетка! Мы с мамой срочно отправлялись на поиски. И — вы не поверите! — вот, она, висит, дожидается нас!

Так было и на этот раз. Я в деталях, тщательно обдумывала свой будущий разговор с Идой, так живо всё себе представляла, что… раздался телефонный звонок.

— Алло! Это Евстолья Анатольевна? — спросила трубка незнакомым женским голосом.

— Да.

— Ну, что же Вы не являетесь, не зовёте, не звоните? Я тут вся извелась в ожидании! Мне так много надо Вам сказать. Неужели Вы не понимаете, что дорога каждая минута? Что отпечатки могут стереться, след простыть, а улики бесследно исчезнуть?

— Простите, а кто Вы? — успела я протиснуться в её словесный поток, пока она набирала в себя воздух для новой тирады.

— Как кто? — Она даже поперхнулась от неожиданности. — Я — Зинаида Аркадиевна, главный свидетель.

— Свидетель чего?

— Как чего? — снова удивилась она. — Вас что, Николай Степанович не предупреждал?

— Предупреждал, — на всякий случай сказала я. — А Вы, наверное, Ида?

— Ну, друзья зовут меня так.

— Ой, Зинаида Аркадиевна, а я как раз собиралась с Вами встретиться.

— А что тут собираться? Приезжайте сейчас. Проспект Стеклодувов, дом 16, квартира 340. Жду.

И она отключилась. Ну, в смысле, положила трубку.

Вот тебе и воланы, вот тебе и карманы! — подумала я. «Главный свидетель!». Посмотрим, что ты за благодетель. И я отправилась на встречу.

Ида открыла дверь сразу, лишь только я успела позвонить. И буквально затащила меня в прихожую.

— Ну, где Вы ходите? Я уже три раза подогревала чайник! Вы — с лимоном? Или кофе? Проходите на кухню. Мойте руки. Обуйте эти шлёпки.

Она меня ошеломила своим напором, и мне ничего не оставалось, как безропотно подчиниться. Наконец, мы уселись за стол.

— Ну, вот мы и встретились! — сияя, сообщила Зинаида Аркадиевна, будто я ей приходилась лучшей подругой, которую она не видела, по меньшей мере, лет десять.

Ей было за тридцать. Женщине всегда за тридцать, пока явно не обнаружится, что ей уже за пятьдесят. Лицо открытое, ухоженное и, в общем-то, приятное. Самую заметную роль на нём играл слегка мясистый широковатый нос, который делал физиономию простодушной и даже смешноватой. Большой подвижный рот редко когда закрывался: то разговаривал, то — улыбался. Средней длины жгуче-чёрные волосы, наверняка крашеные, сейчас, были по-домашнему распущены. Но, тем не менее, на ней был официальный чёрный брючный костюм. Она закинула ногу на ногу и закурила.

Вот почему у неё такой слегка грубоватый, с хрипотцой, голос, подумала я.

Перед нами дымились чашечки с чаем. И дымила хозяйка. Я отказалась.

— Называйте меня просто Ида, — сказала Зинаида Аркадиевна и многозначительно посмотрела. Мол, отныне и Вам оказана такая честь. — А Вас как мне называть?

— Евстолья. Столя, если хотите.

— Столя? — обрадовалась Ида. — Прекрасно! Люблю необычные имена. Сто-ля-ля! — пропела она. — Какое стонотное имя!

Тут на кухню важной вальяжной походкой вошёл худой высокий кот, тоже весь чёрный. Он небрежно, оценивающе посмотрел на меня и направился к своей хозяйке. Затем, выгнув спину и вызывающе задрав хвост, стал тереться об её ноги.

— Атосик! Атос! — засюсюкала Ида, — ты пришёл к своей мамочке!

Атос. Оригинально. Кот был ухоженным, благородных кровей и, простите, не худым, а… изящным.

Я вспомнила в связи с этим, что у моей сокурсницы Лизы Блюдовой был громадный котяра. Белый, пушистый и… ужасно ленивый. Единственное, что он любил — это хорошо и основательно поесть. Кастрированный в своё время во избежание лишних проблем, он практически не выходил из дому. Иногда, особенно по весне, кот грелся на солнышке, лёжа на перилах балкона. И с непонимающим равнодушием взирал на своих шатающихся от полноты жизни собратьев. И кличка у него была соответствующая — Портос.

Как-то к ним в гости из провинции приехал дед. Увидев это белое чудище, он поинтересовался:

— И как же Вы зовёте этого увальня?

— Портос, — привычно ответила Лиза.

Хотя дедуля был, по всей видимости, далёк от творчества Александра Дюма-отца, но еще раз внимательно оглядев кота, он с писателем согласился:

— Подходит кличка, — и уверенно позвал того. — Парторг! Парторг! Иди ко мне!

Ида погладила кота по спине, по упругому хвосту и спросила, довольная:

— Правда, хорош?

— Красавец! — подтвердила я.

— А у Вас есть дома животные?

— Целый зверинец, — и я перечислила всю свою живность.

— Как здорово! — восхитилась анимафилка, — значит, мы подружимся. А Вы знаете, мой Атос действительно графского рода. Ни за что не будет есть что попало. Только изысканную, только высококачественную пищу!

Я постаралась скрыть невольную усмешку, чтобы Ида — не дай Бог! — не увидела и не обиделась. Потому что я подумала, попади этот граф в руки нашему дяде Коле, ничего от его гурманских замашек не осталось бы и в помине.

В соседнем подъезде у нас жил пенсионер Андрей Филиппович. Бывший учитель, интеллигентный дядечка. Жена у него давно умерла, а близких родственников, по крайней мере, в Москве, не наблюдалось. Единой отрадой его был кот Барсик. Уж он его лелеял и баловал! Кормил только хорошей колбаской и молочко ему кипятил. А тут путёвку ему предложили. В санаторий. Дело хорошее — здоровье поправить. Да вот беда, котика не с кем оставить. Андрей Филиппович помыкался по соседям, у каждого нашлись какие-то причины, чтобы отказать. Делать нечего, пришлось идти на поклон к соседу по площадке Николаю. Он, вроде, человек и неплохой, но уж больно безответственный — к бутылке любил прикладываться.

— Да не волнуйся ты, Филипыч, всё будет нормально. Пригляжу за твоим котом.

— Ты, учти, Коля, — внушал ему бывший учитель, — Барсик у меня особенный. Его надо кормить строго по расписанию и только теми продуктами, которые я здесь указал. Иначе он может погибнуть.