Книга Надежда Сокола - Андрэ Нортон

— Горный Сокол верит. Я знаю бойцов, лорд, и доверяю его мнению.

— Кто такой Горный Сокол?

Руфон покраснел.

— Это капитан. Так его назвали в Лормте, и мы, в Морской Крепости, подхватили это имя. В нем нет никакой обиды, просто трудно работать с человеком, имени которого не знаешь.

К удивлению Руфона, главнокомандующий улыбнулся.

— Знаю. Мы часто сталкиваемся с этой проблемой.

В следующий момент лицо его вновь омрачилось.

— Шестьдесят тысяч человек. Я не наберу и трети этого количества. Твой Горный Сокол прав. Если их не удастся удержать в таком месте, где они смогут одновременно вводить в действие ограниченные силы, остановить их невозможно. Послужит ли этой цели стена, удастся ли вообще ее завершить…

— Мы узнаем это, только когда доберемся до Морской Крепости, милорд.

Серебристые глаза пристально смотрели на него.

— Я слышал странные рассказы о Морской Крепости и Рейвенфилде, — сказал Варнел. — Сокольничий раньше никогда не занимал такое положение, и мне интересно, каковы планы моего капитана. Его товарищи проявляли непонятную скрытность в этом деле, когда осенью побывали в моем лагере.

— Это дело сокольничьих, лорд, — осторожно ответил Руфон.

— Ты хочешь защитить капитана?

Руфон поднял голову.

— О чем ты спрашиваешь? Горный Сокол не сделал ничего такого, что навлекло бы бесчестье на него самого или на его народ. Сколько я его знаю, он проявляет исключительную храбрость, благородство и прямодушие.

А что касается защиты, — почти свирепо добавил ветеран, — то я отдал бы свою жизнь, даже свою душу ради него, как любой другой мужчина, женщина и ребенок в Морской Крепости. Мы преданы ему не меньше, чем владычице долины.

Главнокомандующий снова улыбнулся.

— Мир, житель долины! Итак, способность моего сына вызывать преданность распространяется за пределы нашего народа? — Он заметил удивление Руфона. — У нас принято так называть молодых воинов, которых мы обучаем.

— Он вызывает преданность, потому что заслуживает ее, — ответил Руфон. — Разве ты не слышал, как он спас моряков-сулкаров?

— Слышал и от своих воинов, и от самого капитана Эльфторна. Он охотно рассказывал о своем спасении и о последовавших за этим событиях.

— — Значит ты знаешь, что капитан.., твой сын… может служить гордостью всего вашего народа. — Руфон неловко поерзал. — Время идет, милорд. Ты теперь предупрежден, но долины еще нет. Не пошлешь ли гонцов…

— Нет.

Руфон вскинул голову.

— Прости, что побеспокоил тебя, командующий. Мне до ночи нужно проехать еще немало миль…

Варнел поднял руку, призывая к спокойствию, в то же время он негромко рассмеялся.

— У тебя характер такой же горячий, как у Горного Сокола. Успокойся, Руфон из Морской Крепости! Я не пошлю вестников, потому что уже сделал это.

Руфон покраснел.

— Прошу прощения.

Сокольничий снова рассмеялся, на этот раз громче.

— Не нужно. Я дразнил тебя. Садись. Даже наемникам нужно время, чтобы свернуть такой большой лагерь.

Огромная тяжесть словно спала с плеч Руфона.

— Вы отправитесь со мной?

Главнокомандующий кивнул.

— Все, кроме выздоравливающих, которые останутся охранять деревни, и вестников, о которых я говорил.

Я много слышал о Морской Крепости и Рейвенфилде и хочу взглянуть на них собственными глазами. Мне бы не хотелось, чтобы эти земли были захвачены, а их жители перебиты.

18

Тарлах позволил своему усталому телу соскользнуть вдоль стены, пока не сел на платформу. Он закрыл глаза и попытался забыть о том ужасе, что уже почти месяц заполняет его жизнь.

Но сразу же открыл глаза. Бесполезно. Реальность слишком жестока, и одним желанием и волей от нее не избавишься.

Все казалось странно спокойным. Защитники настолько устали, что не могли даже поблагодарить тех, кто принес им еду и питье, а султаниты почти не шумели, убирая своих мертвецов. Им не нужно разговаривать, тупо подумал Тарлах: работа теперь для них привычная.

Да и ему все слишком знакомо.

Капитан приподнялся и посмотрел вправо и влево вдоль платформы. Слишком много отсутствует тех, кто стоял на ней почти пять недель назад, когда султаниты начали первый натиск. Стена, которую соорудили так торопливо, оказалась превосходной защитой, но не могла защищать всех бесконечно, отражать все удары и стрелы. Конечно, не все отсутствующие мертвы. Большинство просто ранены, но немало воинов отправилось занимать свои места в Залах Доблестных.

Тарлаха охватил приступ горя, когда он подумал о тех, кого больше никогда не увидит в мире живых.

Есть ли среди них Рорик? После последней схватки лейтенанта унесли вниз с копьем, пронзившим тело.

Такие раны в грудь не обязательно смертельны, но все же очень многие от них умирают, даже те, о ком заботится Дария.

Если лейтенант умрет, Тарлаху его будет не хватать.

Всем будет не хватать мастерства и храбрости Рорика.

Какой бы ни была его рана, на стену он больше не вернется. Либо умрет, либо придут подкрепления, и султанитов отгонят задолго до его выздоровления.

Очень многие могли бы покинуть бой из-за ран. Не было ни одного бойца, на теле которого не оказалось бы раны, и мало кто из соколов оставался невредимым.

Большинство ранено неоднократно, и раны такие, что в других обстоятельствах воина давно бы заменили.

Но здесь такой возможности нет. Пока солдат держится на ногах и способен отражать нападение, пока боевая птица может летать и сражаться, они должны оставаться на месте.

Самому Тарлаху до сих пор везло. Во время осады он получил с полдюжины ран и порезов, но они не ограничивали его боеспособность и даже почти не причиняли неудобств. Ничего похожего на то, что он назвал бы болью. Хвала Рогатому Лорду, Бросающий Вызов Буре тоже невредим.

Горный Сокол чуть распрямился. Он критично осмотрел свое копье: и острие, и древко. Врагам понадобится немного времени, чтобы убрать павших, чтобы снова начать нападение. Когда этот момент наступит, атака немедленно возобновится.

Рот сокольничего сжался. Тарлах не наслаждался убийством; особенно, — когда приходилось восхищаться упорством и храбростью противника.

Нужно отдать им должное, этим воинам-султанитам.

Они падают, как мотыльки в пламени, они дрожат от холода и иногда погружаются в воду за своим песчаным укреплением, они выдерживают нечеловеческую скученность, видят, как гибнут их раненые товарищи, которые выжили бы, если бы не нестерпимые условия, в которых вынуждена находиться армия, и тем не менее каждый раз бросаются в бой с настойчивостью и целеустремленностью, которых не было бы ни у самого сокольничего, ни у его подчиненных.