Книга Невообразимо далеко от дома - Павел Минка
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это вы верно заметили!
– Хотя ваше предположение, что это – галлюцинация, тоже имеет почву под ногами.
– Действительно?
Степан Алексеевич кивнул.
– Понимаете, на самом деле все это нам кажется. Реальность – это сон. А вот когда мы спим, то тогда попадаем в реальность. Мы считаем, что настоящий мир – это мир бодрствования, но на деле это иллюзорный мир. А реальность – во сне.
– Ох! – Иванов снова повалился на стул.
– Забудьте все, что я только что сказал, – постарался исправить ситуацию Степан Алексеевич. – Эта информация явно не поможет вам попасть домой.
– Нет, что вы! Мне интересно.
– Ну ладно, изложу коротко. Понимаете, наше сознание – страшная химера. Оно может обмануть. В осознанном состоянии обмануться – очень легко. Сознание в какой-то мере так и устроено, что все искажает. Мы придумываем слова, с помощью которых пытаемся объяснить окружающий мир. Мы навешиваем на реальность ярлыки. Но почему мы уверены, что наши ярлыки соответствуют реальности? Мы создаем разные словесные конструкции, с помощью которых ориентируемся в мире, но на деле чем больше слов, тем мы дальше от объективной реальности. А в бессознательном состоянии нет никакой лжи. Правда, в этом случае мы теряем контроль над собой. Но и лжи в бессознательном нет никакой – оно просто не может лгать…
– Но оно ведь иррационально? Как его понять?
– У меня есть предположение, – ответил Степан Алексеевич. – Но у нас, к сожалению, нет времени на этот разговор. Как-нибудь в другой раз. Возможно, свой отпуск я решу провести именно на вашей Земле, тогда-то все подробно и изложу… А теперь давайте подумаем, как доставить вас домой. В гостях хорошо, а дома лучше. Так у вас говорят?
– Именно так, – согласился Иванов. – Доставить меня домой, как я понимаю, дело непростое…
– Непростое? Я бы так не сказал, – протянул Степан Алексеевич. – Это дело хоть и требует определенных расчетов, но не представляет особой сложности…
– А что вы считаете по-настоящему сложным? – спросил Иванов.
– Умножение дробей, – без запинки ответил Степан Алексеевич. – Это – настоящее испытание. Никак не научусь.
– А вы знаете, где сейчас моя Земля? – спросил Иванов. – Точнее, куда она ушла?
– «Куда» – это уже не наша проблема. «Куда» вас уже доставили, правда, результат все равно не тот, поскольку «Когда» оказалось другим. Но с «Когда» теперь тоже не будет проблем – эти расчеты уже проведены, и мы точно попадем в ваше время. Но… – протянул Степан Алексеевич.
– Но?
– Да, есть одно «но». Нам нужно теперь определить, какая Земля именно ваша. Последняя координата, которую предстоит установить – это «Какая».
– Это проблематично?
– Немного, но не отчаивайтесь, – бодро сказал Степан Алексеевич. – Нам всего лишь надо рассортировать Земли и найти среди них именно вашу.
– И как это сделать?
– Слушайте внимательно! – воскликнул Степан Алексеевич, энергично потирая руки. – Мы тут с коллегами подобрали наиболее вероятные варианты. И, между прочим, полагаем, что ваш мир должен оказаться среди них. Но опознать его, конечно, можете только вы сами.
– Как?
– Мы будем отправлять вас на вероятные Земли, и вы должны будете определить, какая из них ваша. А потом сообщить мне. Если мир ваш – и делу конец. Но если нет, тогда мы переместим вас в следующий…
– Понятно, – сказал Иванов. – А много ли этих вероятных Земель?
– Биллионы! Но надежда всегда есть… Как это у вас называют? Халявой?
– И так тоже, – ответил Иванов.
– Но может случиться и западло.
– Какое западло?
– Я про Ивановоеда. Его зовут Западло.
– Неужели?
– Да-да. Он все еще идет по следу, – сказал Степан Алексеевич. – И будет расставлять ловушки. Опасность заключается в том, что в этом он ориентируется на ваше бессознательное. Именно оттуда он берет информацию о вас. Он знает ваши тайны. Он даже знает больше, чем вы знаете о себе. И в будущем он использует еще более изощренные способы схватить вас.
– И он будет вторгаться в каждый из миров, где я окажусь?
– Безусловно! Вы нигде не будете в безопасности. Но чтобы не попасться, запомните: добро всегда открыто, а правда – очевидна. Это удел зла и лжи маскироваться и наряжаться.
– Я учту это, – вздохнул Иванов. – Поэтому не будем терять времени. Прошу вас, Степан Алексеевич, приступайте. Я готов к путешествию! И спасибо за терпение и понимание!
– Нет проблем, – легко согласился Степан Алексеевич, явно довольный. – Будем надеяться на халяву.
Он нажал несколько кнопок на старой серой клавиатуре, и Иванов телепортировался на Землю.
Какая земля?
– Итак, история мира – это история дискриминации, – сказала короткостриженая женщина с воинственным взглядом. – Наша задача – построить мир равенства. Мир, в котором женщина и гомосексуалист будут чувствовать себя комфортно…
Иванов обнаружил, что сидит на заднем ряду в большом зале. Перед ним сидели женщины и несколько мужчин. На стенах зала были расклеены разные плакаты. На одном плакате было справа изображение мужчины и женщины, обнявших друг друга, а на другом – изображение двух целующихся мужчин. Над первым рисунком было написано «Стереотип», а над вторым – «Норма». Другой рисунок был таким: в качестве «стереотипа» здесь был представлен Иисус Христос (белый мужчина в длинных одеждах), а в качестве «нормы» – Христос женского пола (черная женщина в таких же длинных одеждах). Большими буквами под самым потолком размещалась надпись: «Моя жизнь – мои правила».
– Не так ли? – спросила женщина-лектор, обращаясь прямо к Иванову. Все обернулись и посмотрели на него. Он увидел, что у одного из парней какое-то неестественно слащавое лицо и сережки в ушах. Покраснев, Иванов ответил, сгорая от неловкости:
– Да, наверное…
– Вы не уверены? – переспросила строго лекторша.
– Я, простите, только пришел, и немного не в курсе, о чем речь…
– Ничего, мы вас просветим. Добро пожаловать в наш гендерный клуб! Вы гей или гетеросексуал?
– Эм, я это… нормальный… – краснея, проговорил Иванов.
По залу пронесся недовольный гул. Глаза и без того воинствующей лекторши загорелись.
– Что? Что значит нормальный? Мы тут все – нормальные!
– Я хотел сказать, что я это… тяготею к женскому полу…
– То есть вы хотите сказать, что тяготеть к женскому полу – это нормально, а к мужскому – ненормально? Если бы вы любили мальчиков, то это было бы неправильно и нехорошо?