Книга Именем волчьего закона - Андрей Бадин

— Для начала надо изучить врага, выяснить про него все, а потом уже что-то предпринимать, — Максимов выражался в свойственном ему стиле — информационно, предельно точно, без малейших эмоций.

— Надо искать его досье, — понял Краснов и сел к компьютеру. Быстро набрал имя Шалый и попросил машину найти его дело. Через мгновение оно появилось на экране.

— О! Нашел, — обрадовался сыщик, — почитаем.

Оперативники занялись своими делами, а Краснов своим. Он уселся поудобнее и принялся изучать документы.

«Александр Петрович Шелестов — так звали вора в законе Шалого. Родился в тысяча девятьсот пятьдесят пятом году в небольшом селе Матвеевка под Наро-Фоминском. Учился в школе, рос, матерел — все, как у всех деревенских пацанов, но вот когда ему исполнилось восемнадцать и пора было идти в армию, он, не сказав ни слова родителям, поехал в Москву на заработки. Вернее, бросился в бега, так как уж очень любил свободу и ни о какой военной службе, чтобы отдать Родине свой воинский долг, и думать не хотел.

В столице жить было негде, но благо было лето, и он ночевал по вокзалам да по паркам. А на пропитание Сашка Шелест — это была его школьная кличка, промышлял карманными кражами в транспорте и на рынках.

Еще в восьмом классе он посещал цирковую студию и учился искусству иллюзиониста. Ловко тасовал карты, вытягивал их из карманов зрителей и развил пластику и технику рук настолько, что все удивлялись, как это у него получается. Работать не хотелось — с детства не приучил пьянчуга отец и потаскуха мать, и поэтому паренек коротал время в одиночестве, промышлял у богатеньких деньгами и не бедствовал.

Но вот наступила осень, а за ней зима, и пора было подаваться в родные края. Сашка так и сделал — приехал домой к родителям и прекрасно перезимовал в немного покосившейся обветшалой родной избе. Хотя нос на улицу мало показывал — прятался от престарелого кряжистого участкового, пообещавшего при первой возможности отправить его в армию или в тюрьму.

Долгие зимние вечера летят быстрее, если занят каким-то делом. Шелест коротал их в тренировке пальцев рук — совершенствовал мастерство вора-карманника.

— Кто постигает науки, кто спортом занимается, а этот воровские пассы разучивал, — усмехнулся Краснов.

И вот наступила весна. Сашка Шелестов отравился на заработки в златоглавую, стал снова промышлять кражами на рынках и в транспорте и быстро богатеть. Но поработать ему пришлось недолго — его взяли за карманную кражу и дали два года в исправительно-трудовой колонии строгого режима».

— Вот, слушайте, — отвлекся Краснов, — тут говорится, что Шалый воровал на московских рынках. Тогда ему было восемнадцать лет. Это в тысяча девятьсот семьдесят третьем году. Я вот что думаю, может, там он и познакомился с Крохой?

Николай Иванович поднял взгляд от бумаг и призадумался:

— Может быть. В эти годы Кроха была на свободе.

— Теперь понятно, почему он ей покровительствует. Они кореша по жизни, по воле, — вставил Фомин.

— К тому же пара — Кроха ведь пятьдесят седьмого года рождения. На два года младше его. Может, у них и любовь.

— Да, интересно, читаю дальше, — Краснов вновь устремил взгляд на мелкий плотный шрифт на мониторе.

«Шелестов вышел на свободу, но свои воровские пристрастия не оставил, а стал воровать больше прежнего. На зоне он заматерел, изучил воровской быт, повадки и решил для себя, что точно станет предводителем преступного сообщества — вором в законе. Он начал покровительствовать молодым ворам, хотя самому было только двадцать два года, отчислял часть денег на воровской общак, стал налаживать контакты с уже коронованными особами и, обладая от природы прекрасным организаторским талантом, в конце концов добился своей цели. Через пять лет его уже знали все воры и авторитеты в СССР. Он был Сашей Шалым — вором в законе и хранителем общака воров Московского региона.

По карманам мелочь собирать он перестал, хотя иногда, среди своих, показывал фокусы на ловкость рук, чем удивлял видавших виды карманников. Друзья окрестили его Шалым, а враги — Шестипалым. Эту кличку Александр не любил и старался не вспоминать.

И вот грянули лихие девяностые, и под натиском «демократии» все смешалось в невообразимый людской водоворот. С трибун наконец-то стали говорить правду, гласность, коммерциализация и преступность захлестнули страну, и на каждом углу как грибы начали вырастать коммерческие фирмы. Деньги стали зарабатывать все, кому захочется, но и воровать стали кто попало. В рэкет хлынули бывшие спортсмены, артисты, бизнесмены и, естественно, зэки. Сначала брали верх те, кто был сильнее, наглее и многочисленнее, но очень скоро таких перестреляли, и их время ушло безвозвратно. На Руси опять стали править бал те, кто зарабатывал деньги ловкостью ума и рук, а не те, кто стрелял и взрывал направо и налево.

И настало время для разгула ума и воли, организаторского таланта Шалого. Он соединил воедино, казалось бы, несоединимые вещи — воровские деньги и легальный бизнес и стал процветать и богатеть как на дрожжах. Он одним из первых понял, что связи с политиками принесут огромные прибыли, и смело вошел в их среду. Завел знакомства, а позднее дружеские отношения с деятелями культуры, известными спортсменами, депутатами и министрами и вплотную подобрался к родственникам и семье президента России.

Александр Петрович Шелестов занял в списке самых влиятельных теневых особ страны почетное первое место. А с чего начинал…»

— Да, лихой послужной список у этого деятеля. — Сергей откинулся в кресле и потянулся. — Откуда про него известно столько подробностей?

— Он заказал одному писателю написать про себя книжку и понарассказал ему всей этой ерунды. — Максимов налил в стакан воды и выпил.

— Так это неправда, что ли?

— Наверное, правда, Шалый, на мое удивление, всю правду про себя выложил — мол, какой я хороший. Раньше воровал, а сейчас «исправился». Фонд помощи инвалидам-афганцам организовал и Попечительское общество, он и президент банка, и член правления кучи нефтяных компаний, и так далее и тому подобное. Он людям помогает как никто другой. А мы проверяли все его дутые фирмы — сплошная отмываловка взятых в кредит государственных денег. Воровство и разврат. Но он имеет связи наверху, кормит там кого-то и его не так просто взять. Ведь там, — Николай Иванович ткнул указательным пальцем в небо, — такие же, как и он, сидят.

— Да, круто работает, — Сергей взглянул на фотографию Шалого. С экрана на него смотрели карие, дерзкие, близко посаженные глаза на худом, в оспинах, лице. Нос с горбинкой и густые, сросшиеся над переносицей брови. Он был в красивом темном, видно, дорогом, от кутюр, костюме, прекрасно выбрит, причесан и, наверное, приятно надушен. В общем, подготовлен к съемке. Но, несмотря на его «добропорядочную» внешность, было в нем что-то внутренне отталкивающее. Его харизма, аура были недобрыми, отвратительными, и это почувствовал Сергей.

— Вы думаете, Шалый и сейчас занимается бандитскими делами, — спросил он, — рэкетирам покровительствует?