Книга Тайна персидского обоза - Иван Любенко

— А кто же следит за всем хозяйством?

— Мельницей и маслобойней управляет приказчик по фамилии Чаплыгин. Видел его несколько раз, и, признаться, он произвел на меня далеко не лучшее впечатление. Словом, прощелыга каких свет не видывал. Говорят, давным-давно его предок держал в Ставрополе первую гостиницу под вывеской «Европа», но потом разорился. А доходными домами она сама ведает. Старушка хоть и возраста преклонного, а разума чистого и светлого.

— А кто еще живет с ней?

— Внучка, внук и племянник мужа. Он, кстати, священника пригласил, чтобы выгнать из дома нечистую силу. Да только проку никакого: у батюшки во время молитвы кадило потухло, раздались стоны и свист такой, что кровь в жилах останавливалась. Неожиданно в жирандоли зажглись свечи. Святой отец со страху из дома выскочил, приговаривая, что где-то рядом затаился сатана. За ним входная дверь захлопнулась с такой силой, что оторвалась одна из петель. А потом ветер стих и начался ливень. В общем, страх господний…

— Ну, хорошо. Положим, я осмотрю дом. Когда госпожа Загорская намерена меня принять?

— В любое время, Клим Пантелеевич.

— Не сочтите за труд, Викентий Станиславович, передайте вашей пациентке, что я приду завтра в десять.

— Вот и договорились.

II

Лето в Ставрополе — лучшее время. Город благоухает ароматом спелых фруктов, а в садах разливается неподражаемая соловьиная трель. В кронах высоких тополей равномерно отсчитывает чей-то короткий век кукушка и на невидимой флейте высвистывает несложную мелодию иволга. Восточный степной ветер доносит терпкий запах чабреца, зверобоя и мяты.

По улицам, мощенным речным булыжником, важно следуют извозчичьи коляски с надувными шинами и сиденьями, обитыми малиновым бархатом. Их почти не слышно. Зато телеги, дроги и тарантасы издают беспорядочный и нестерпимый стук, к которому, правда, обыватель давно привык и просто его не замечает.

Жизнь сытого южного края течет лениво и благочинно. Торговцы холодным квасом, пирожками с зайчатиной, карамельными петушками и сахарными персиками предлагают прохожим товар и, не найдя отклика, вздыхают и сами им угощаются. Дремлющие в лавках приказчики вздрагивают от трели дверных колокольчиков и неторопливо занимают места у высоких деревянных прилавков.

А спадет жара — и зайдутся благозвучным перезвоном колокола на звоннице храма Казанской Божьей Матери, оповещая православных о скорой вечерней молитве. Неспешно потянется по домам простой и служивый люд с полными кульками сластей для ребятишек. Хозяйки достанут из холодных погребов «что бог послал» и, помолясь, сядут ужинать за общий семейный стол. Затеплятся в окнах желтыми пятнами фотогеновые лампы, и город медленно отойдет ко сну. Только заслышится где-то вдалеке трель нейзильберового полицейского свистка и лай разбуженной цепной собаки. Все как обычно. Тихо и чинно. И так день за днем — провинция…

«А что может быть лучше всего этого?» — мысленно рассуждал присяжный поверенный окружного суда Клим Пантелеевич Ардашев, вышагивая по асфальту Николаевского проспекта, именовавшегося когда-то Большой Черкасской улицей. Отставной коллежский советник Министерства иностранных дел России вспоминал, как четыре года назад карьера тайного агента неожиданно закончилась и будущее рисовалось только в черных тонах. Но постепенно тьма рассеялась, и на смену ей пришла новая, не менее интересная, чем прежде, жизнь. Он вернулся в город своего детства и занялся частной юридической практикой, наслаждаясь спокойствием и размеренностью патриархальных устоев. Да вот только мир, вступив в безумный двадцатый век, будто сошел с ума, и отголоски этого сумасшествия докатились и до южных окраин империи.

С тех пор адвокат Ардашев раскрыл более двух десятков громких преступлений, оказавшихся не по зубам местной сыскной полиции. Слава о его способностях давно перешагнула за пределы губернии. И даже «Московский листок» поместил фотографический снимок Клима Пантелеевича с подробным описанием истории расследования таинственного убийства директора московского отделения Торгового дома Бушерон господина Жоржа Делавиня и его двадцатилетнего сына Людовика.

Распутывая сложные дела, он погружался в знакомое любому охотнику состояние, когда в погоне за жертвой стучит в висках и учащается дыхание. Недаром Вероника Альбертовна, находясь в ажитации, как-то сказала ему, что он просто не может жить без риска. «Да, наверное, супруга права, — подумал тогда Ардашев. — Детей у нас нет, заботиться не о ком. И если совсем не встряхивать нервную систему, жизнь может превратиться в унылое и самодовольное существование без чувств и страстей».

Выбрасывая вперед трость, Клим Пантелеевич незаметно для самого себя достиг Александрийской, бывшей Комиссариатской, улицы. Дом под номером восемь казался не таким уж большим по сравнению с расположенными через дорогу зданиями присутственных мест. Но по всему было видно, что строили его на века. Правда, за многие десятилетия к нему пристроили множество разных помещений, и от этого он расползся во все стороны, напоминая собой разжиревшую морскую черепаху.

Повернув несколько раз ручку механического звонка, присяжный поверенный услышал шаги, и вскоре могучую парадную дверь отворили. Молодая симпатичная горничная некоторое время с интересом рассматривала незнакомца в белом костюме и, прервав затянувшуюся паузу, наконец спросила:

— Что вам угодно, сударь?

— Моя фамилия Ардашев. Меня ожидает госпожа Загорская.

— Входите, пожалуйста.

Оставив шляпу и трость в передней, Клим Пантелеевич прошел за девушкой через анфиладу комнат и вскоре остановился у высокой двустворчатой двери.

— Прошу вас, — пригласила прислуга.

Перед глазами адвоката предстала сидящая в каталке пожилая женщина, которую язык не поворачивался назвать старухой хотя бы потому, что лицо ее не казалось изуродованным глубокими старческими морщинами, как это бывает у людей преклонного возраста. Оно выглядело гладким и свежим, как у ребенка. Ее прямой нос имел совершенно правильные очертания. Большие, не утратившие синевы глаза смотрели приветливо и в то же время внимательно. Но где-то глубоко в ее взгляде мелькали искорки легкого беспокойства. Седина волос пряталась под кружевным чепцом. Темно-синее платье современного покроя и многочисленные перстни, украшенные изумрудами и рубинами, выдавали в ней завзятую модницу.

— Вот мы и встретились, уважаемый Клим Пантелеевич. Спасибо, что откликнулись на мою просьбу. Располагайтесь поудобнее, — Загорская указала лорнеткой на деревянное кресло с высокой спинкой. — Надо же! Лучший адвокат города у меня в гостях. А знаете, именно таким я вас и представляла: молодым и красивым.

— Весьма польщен… Правда, я уже далеко не молод. Сорок два, Елизавета Родионовна, уж никак не двадцать два!

— Но уж точно не восемьдесят два! — удачно пошутила хозяйка.

— А вот на эти годы вы совершенно не выглядите, — не остался в вежливом долгу Ардашев.