Книга Гормон радости - Мария Панкевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Двое суток нас жрали комары в отделе. Ночами вызывал начальник ОВД.
– Ну ты же не наркоманка, я вижу. А парень – явно наркот. Скажи, откуда у тебя этот пакетик?
– Я не знаю, правда.
– Не пизди! – Он орет, бьет кулаками перед моим носом. – Лысый твой соскочит, а ты, дура, мотать за него будешь? Говори!
– Понимаете, дело в том, что я очень невнимательна. Эту сумку я купила в Харькове. Там по перрону гулял какой-то парень в темных очках и предлагал молодежи наркотики. А торговки все за каменным забором ждали, детишек малых подсылали. Те, пока мусора хохляцкие отвернутся, через стену эту перепрыгивали, неслись к вагону и бутылки с водой зашвыривали в открытые окна. А изможденные пассажиры в окно им деньги кидали, те – хвать и бежать, прыг-скок – и за стеной. Все Советский Союз херовый был. А паляницей торговали на перронах, и картошкой, и огурчиками малосольными.
– Ты пиздюлей хочешь? Или еще десять грамм в карман?
– Я хочу есть. У меня больной желудок, меня тошнит. Я хочу есть. Я с поезда не ела.
– Скажи, откуда наркотики, и сходят ребята в магазин, купят, что надо. Что ж ты куришь… еще и желудок больной… И торчишь?! Торчишь, торгуешь?!
– Я не употребляю наркотики, мне нельзя. У меня больной желудок. У нас в городе все рахитики, а я особенно.
– То есть вам можно ходить по городу накуренными, а нам нельзя?!
– Вам нельзя?!
– Нам вот нельзя! А вам все можно?!
– А почему ваши подчиненные только дуют и в стрелялки играют? Нам даже на стульях из-за них не уснуть!
– Говори, откуда спид?!
– Какой спид?
– Твой парень сказал, это спид. Это его спид?
– Откуда я знаю, что это?
Начальник нежданно ласково спрашивает:
– А предположения?
Паузу выдержать надо.
– Сумку я купила в Харькове. В то, что милиция подбрасывает наркотики, я не верю. Это журналисты врут. Остается один вариант – наркоту мне подкинули бандеровцы на перроне незалежной.
* * *
Они пишут, я склонна к самовнушению. К экзальтации. Это должно работать на меня.
Сейчас я ем Добро. Оно лежит в железной шленке и выглядит не очень аппетитно, а вкус и не важен. Главное – верить, что с каждой ложкой в клетки тела впитывается Доброта. Если каждый свой шаг делать во имя Любви – что может случиться плохого?
«Чтобы ваш голос был нежным – почаще говорите добрые слова!» – советовала кокетка Одри Хепберн. А про Чудеса мне все объяснила Сонечка.
Мы уже долго играли в волшебниц и боролись против игрушечного змея. Змей был длиннее Сонечки раза в два.
– Девочки, идите пить чай! – В комнату заглядывает Люба, старшая Сонина сестра. У нее темные вьющиеся волосы и огромные глазищи, она художница. Лицо у нее встревоженное.
– Мы не хотим!
– Мы играем!
– А мы вас ждем! – говорит она с укором и прикрывает дверь.
– Соня, что написано? – протягиваю я книжку.
Читать она пока не умеет и даже волнуется: что?
– Самуил Маршак! – восклицаю я.
Соня смотрит на меня со значением.
– Ага, Самуи-и-ил! – протягивает она и хитро улыбается томику, как дальнему родственнику.
Я вспоминаю, что Соня и Аюба из интеллигентной семьи.
– Ты веришь в чудеса? – вдруг спрашивает меня Соня. – Это очень просто. Набираешь в сердце много-много любви – и делаешь Чудо!
Она набирает в себя много воздуха, зажмуривается, выдыхает и ослепительно улыбается.
– Давай сделаем Чудо! Чего ты хочешь?
В сердце у меня такая боль, что я не могу сдержаться, хоть и стыдно перед Соней. Боюсь всхлипывать, чтобы не напугать ребенка, и не знаю, как объяснить ей свое горе? Я сама толком ничего не понимаю.
Сонечка обнимает меня и мужественно вытирает мокрые глаза, размазывая мне тушь.
– Ты не плачь. Я все сделаю! – говорит она. – Только загадай желание.
Какая же каша в голове.
– Я хочу настоящей любви, Сонечка! – наконец говорю я.
Соня вырывает с наших голов волосинки, скручивает их и переплетает.
– Давай побольше драть, сбудется! – шепчет она. – Только надо верить!
Мы залезаем на подоконник, я подсаживаю Соню к форточке. Она трижды дует на волосы в кулаке, и ветер тут же уносит их за окно. Соня сосредоточенна, и я взираю на нее с большим уважением.
В комнату снова заходит настороженная Люба, но мы уже на полу, обнимаемся. Длинный коридор приводит нас в кухню, где все молча сидят за круглым столом.
* * *
Егор весь красный. Даже уши. Я никогда не видела его таким.
– Тебе жарко, Егорка? – Я отхлебываю чай с бергамотом.
– Нет, малыш! – необычайно мягко отвечает он.
С нашим появлением на кухне наступает тишина. Тасса и Ася, московская подруга, смотрят на меня враждебно.
– Давай я тебе подарю что-нибудь! – жмется ко мне ребенок. – Лучше бы денежек, ведь у нас их много! У меня на столе, и у мамы не знаю где, и у Любы в Денином кошельке, и в Греции в банке…
– Сонечка, молчи! – смущается Люба.
Все хохочут. Соня краснеет и убегает из кухни. Неестественный смех только подчеркивает напряженность атмосферы. Тасса курит и все переглядывается с Асей, как будто они знают какую-то тайну. Егору не по себе, это очень заметно.
Сонечка приносит из комнаты шкатулку с сокровищами, которых полно у шестилетних девочек, и заставляет меня забрать фигурку ангела и камушки. Недовольство Тассы я чувствую физически, но мне на это наплевать.
На пороге появляется Деня, парень Любы.
Раньше он хотел на ней жениться, но не хотела Люба. Теперь ей все равно, а он почему-то передумал. Люба не знает почему и часто шутит по этому поводу. Когда они ссорятся, Люба звонит ночами Егору и советуется: как прожить без Дениных бабок, когда очевидно, что у отношений нет будущего. Деня утомляет Любу, тонкую, рефлексирующую и настолько апатичную, что без «скорости» она, похоже, глаз не откроет. Она все от него скрывает, особенно свою страсть к амфитосу.
Егор – друг Любы. Раньше между ними были странные отношения, как-то он даже затушил о Любу окурок по ее просьбе. Туг, как пишут в любовных романах, его пронзило страстное желание. Он захотел ударить Любу, унизить ее, а та только загадочно ему улыбалась. Вспышка прошла через несколько секунд, но Егор вспоминает это как одно из мощных сексуальных переживаний.
Деня узнал, что Егор затушил об его девушку хабец, даже хотел набить ему морду, но потом они помирились. А в отношении Любы к Егору появился холодок («Я уверен, потому что я не набросился на нее тогда, понимаешь? Может, она этого ждала?»).
