Книга Анабиоз - Илья Бушмин

— Как тебя зовут?

Нищий замычал и махнул своей единственной рукой. Что это означало, я не понимал. Желая наладить контакт, я нашел в кармане мелочь и бросил монеты в пакет для милостыни. Нищий замычал. Я извлек из кармана листовку с фото Сергея и показал ему.

— Скажи, ты его видел? Ты знаешь его? Посмотри.

Нищий засмеялся. Его рот открылся, обнажив гнилые черные зубы и то, что когда-то было его языком… Внутренне я содрогнулся. Был бы почувствительнее — вырвало бы. Инвалид не был немым. Его таким сделали.

— Посмотри, — настаивал я. — И я дам еще денег. Денег, понимаешь?

Нищий показал мне картонку. «Подайте на хлеб». В глазах нищего промелькнуло что-то, похожее на ужас. Он замотал головой и замычал. На фото он так и не посмотрел.

За моим плечом пробасил голос:

— Ты дурак, что ли?

Я обернулся. Это был тот самый бомж. Он смотрел на меня, как на тупое ничтожество.

— Че до убогого дожарился? — напирал бомж. — Он немой, видишь? Да и крыша у него не варит, в натуре. Хорош инвалидов мучать.

— Я кое-кого ищу. Может, ты поможешь?

— Б… дь, — занервничал вдруг бомж. — Ты дурак, точняк. Те говорят, отойди. Крыша у них, рубишь, нет? Помочь тебе хотят, долбо… бу.

Бомж подхватил сумку поудобнее и побрел дальше. Я быстро осмотрелся, поняв наконец, к чему клонил бродяга. Конечно, если инвалид был рабом и его сюда посадили зарабатывать — за ним должны присматривать. На случай появления ментов, шпаны, конкурентов или любых других незапланированных проблем.

Площадь и улица между ней и вокзалом были забиты. Люди, машины, автобусы. Вычислить кого-либо в этой человеческой массе было невозможно. Я обернулся на инвалида. Тот раскачивался из стороны в сторону и смотрел в никуда, что-то мыча себе под нос.

А потом до меня дошло. И я бросился за бомжом.

— Эй.

— Че? — бомж нахмурился. — До меня теперь дожариться решил, мурло?

— Угомонись ты. Вкусно пожрать — хочешь?

Это было предложение, от которого сложно отказаться. Бомж получал еду, питье и даже деньги — я пообещал ему полтинник. Взамен — просто разговор. Бездомный оказался гурманом: он ткнул пальцем в закусочную через дорогу и назвал не только все составляющие гамбургера его мечты, но даже соус, которым нужно было полить все это сомнительное гастрономическое удовольствие.

Бомжи с гамбургерами. Страна пельменей превратилась в страну иностранного фаст-фуда. Ничего забавного в этом я не находил.

Мы расположились на лавочке напротив закусочной. Бомж уплетал гамбургер, запивая его пивом. Я потягивал минералку и курил, слушая своего собеседника.

— Значит, ты хочешь знать, как у них все устроено?

— У тех, кто рулит этими нищими, — кивнул я.

— На кой тебе?

— Книгу пишу. А может, хочу открыть бизнес. Или просто не с той ноги встал. Тебе-то какая разница.

— Да мне вообще похер, — согласился бомж. — Только мой тебе совет, пацан. К этим убогим не лезь. Тебя проглотят и не поперхнутся.

— Кто?

— Че значит, кто? Хозяева ихние. Раньше тут попрошайки обычные были. Делились с братвой, которая вокзал держит. Кто вокзал держал, с теми и делились. А сейчас все они исчезли. Сейчас тут рабы.

— Рабы, — повторил я, словно пробуя слово на вкус. Вкус был отвратительным. Слово из учебников истории, усвоенное в средних классах, не должно играть по-новому. Но оно играло.

— Натуральные рабы, — кивнул бомж, чавкая. — Где они их только не достают. По любому почти все неместные. Местных-то в городе и узнать кто-нибудь может, да? А эти нахер никому не упали. Или на трассах их подбирают. Или из других городов привозят.

— Я слышал, они могут похитить того, кто заблудился. Прямо на вокзале.

Бомж задумался.

— Ага. Типа того. Мужики рассказывали про одного тут. Петя Хромой его звали. Жил на вокзале. А один раз подкатила к нему, значит, тачка. Крепкие такие ребята вышли. Не то что ты, дохляк. Затолкали в тачку. И больше его не видели. Вот скажи, нахер кому-то бомж понадобился?

Гадать на эту тему очень не хотелось.

— А ты как думаешь?

— Увезли в другой город, — уверенно заявил бродяга. Он доел гамбургер, спрятал в карман почти чистую салфетку и с наслаждением присосался к бутылке пива. — Ух, хорошо… Я говорю, не на органы же его распиливать собрались? Какие у нашего брата органы, отрава сплошная. На помойку только выкинуть. Увезли Петю Хромого в другой город, отвечаю. Чтоб не узнал никто. А чтоб не убежал, ноги отрезали. Или глаза выкололи. А может, и то и другое. Наверняка чтобы. Язык отрезали, само собой. Шаришь, о чем я? И посадили в каком-нибудь месте, где народу шарахается много. На вокзале, например, ага. И все. Работай — получишь еду. Не работаешь — закопают. И никто тебя никогда не найдет. — бомж оскалился. — Мир ведь не без добрых людей, а? Вот все эти добрые люди, лохи, и кормят бандосов.

Бомж кивнул в сторону вокзала, где на своем посту восседал безногий инвалид с картонной табличкой в единственной руке.

— Посадят в хороших местах туш десять, а вечером бабло собирают. Штук двадцать каждый день по любому. Может, и больше. Бабло-то эти бандосы нехилое гребут, я тебе скажу. А, ну и за своими натурально рабами присматривают, конечно.

— Как?

— А поди, разбери! Сидит на стоянке в одной из колымаг какой-нибудь дядя. И тихо и спокойно, значит, пасет. А его никто не видит. Может, я даже спас тебя. Если б ты и дальше до того убогого дожаривался, подошли бы к тебе. Отвечаю, подошли бы. У них тут все налажено, как надо.

Ничего больше я из бомжа не вытянул. Он просто ничего больше не знал. Хочешь выжить на вокзале — знай свой шесток и не лезь не в свои дела. Бомж выжить наверняка хотел.

Я осознал свою первоначальную ошибку и не собирался ее повторять. Подходить к инвалиду больше не стал — вместо этого занял позицию метрах в 50 от его «поста», у здания почты. Здесь я присел на одну из клумб, вкопанных в тротуар. И стал ждать.

Ждать пришлось долго. Периодически я вставал и прохаживался, разглядывая вывески крохотных магазинчиков, натыканных в районе вокзала. Затем возвращался на свою позицию.

Время тянулось медленно, но я его не подгонял. Мне было, о чем подумать.

Вся эта история выбила меня из колеи. Выбила напрочь. Я потерял покой с минуты, когда Лидия Михайловна рассказала мне о «нищей мафии». Воображение немедленно нарисовало самую жуткую картину. Ослепленный изувеченный Сергей, обращенный в раба. Картинка была настолько безумной и пугающей, что я больше не мог выбросить ее из головы.

Каждый рисует этот мир по-своему. На планете не только 7,5 миллиардов человек. На нашей планете 7,5 миров. Для кого-то реальность вокруг — отличное место для развлечений. Для другого это прекрасная планета, по которой можно путешествовать и любоваться ее красотами. Кто-то воспринимает мир как одну большую каторгу, на которой нужно потом и кровью зарабатывать себе на кусок хлеба. Для каждого из нас мир является таким, каким мы его видим.