Книга Дурочка, или Как я стала матерью - Диана Чемберлен

Очень скоро его лодка оказалась у того огонька. Все, что я могла видеть со своего места, – два огня, скачущих рядом на воде. Но я понятия не имела, что там происходит. Затем мотор заработал вновь, и два огонька устремились к берегу. Поначалу я решила, что вторая лодка следует за папиной, но вскоре поняла, что отец ведет ее на буксире.

Я направила в их сторону свет фонаря, чтобы указать отцу путь к берегу. Когда лодки миновали линию волнореза, огни скакали как сумасшедшие. Они то исчезали, то появлялись вновь, заставляя мое сердце сжиматься от страха. Но как только я убедилась, что лодки благополучно добрались до берега, я тут же помчалась вниз.

Во второй лодке, которая на самом деле оказалась обычным яликом, было двое мужчин. Крохотное суденышко без мотора! Неудивительно, что они затерялись в море. «Отведем этих парней в дом!» – прокричал мне отец, когда я подошла поближе.

В действительности это были совсем мальчишки – лишь на несколько лет постарше меня. Их так трясло и колотило, что они никак не могли выбраться из лодки. Одному из них даже пришлось опереться на меня.

– Спасибо, – поблагодарил он меня с заметным акцентом.

– Это англичане, – сказал отец. – Проходите в дом, парни. Жена уже приготовила вам горячий кофе.

Эти двое напомнили мне о той ночи, когда я впервые встретила Сэнди и тайком привела его в дом. Они тоже дрожали с ног до головы, а их лица побелели от холода и страха. Но голоса их звучали иначе, чем у Сэнди. Мне нравилось вслушиваться в этот необычный акцент. Волосы у одного из парней были совсем светлыми, и сам он выглядел несколько странно. Очень светлые, как и волосы, брови и ресницы, и глаза какого-то розоватого оттенка. Я старалась на него не таращиться, хотя давалось мне это с большим трудом. Звали его Майлз. Второй, Уинстон, отличался на редкость привлекательной внешностью. Чем-то он походил на Тедди Пирсона из отряда Береговой охраны, вот только акцент у него был совсем другой. Мама разогрела им остатки ужина, после чего мы подвинули стулья поближе к огню и приготовились слушать их рассказ.

Парни сообщили, что плыли на британском траулере «Мираж», когда их торпедировала немецкая подлодка. Уинстон с трудом сдерживал слезы, рассказывая о случившемся, да и Майлз казался очень подавленным. Мне было искренне жаль обоих, ведь на глазах у них практически в одночасье погибли все друзья. В ялике их было поначалу трое, сообщил Уинстон. Но их товарищ прыгнул в море, чтобы помочь одному из тонущих, и больше они его не видели. Ужасная история, что и говорить.

Мама сказала, что сейчас уже очень поздно и парни могут лечь в свободной комнате. А утром я сбегаю на станцию Береговой охраны и сообщу обо всем мистеру Хьюитту. На том и порешили.

Но прежде чем все отправились спать, мама сказала, что меня можно поздравить с днем рождения, потому что было уже за полночь. Все спели мне «С днем рождения!» или что-то похожее на эту песенку. Должно быть, в Англии она совсем не популярна, потому что Уинстон и Майлз практически не знали слов. После этого все разошлись. Мне страшно хотелось рассказать обо всем Сэнди, но я не решилась выбраться из дома. Я знала, что из-за двух чужаков мама с папой будут спать очень чутко. Оставалось только надеяться, что Сэнди не станет слишком переживать, ведь я впервые не приду к нему на пляж во время его дежурства.

Я мгновенно провалилась в сон. Может, после всех этих ночей на холодном пляже мне нужно было как следует выспаться. Правда, мне это так и не удалось.

Трудно писать о том, что случилось со мной дальше. Мне снилось, будто я лежу на пляже рядом с Сэнди, а он поглаживает меня и целует в щеку. Потом рука его оказалась у меня под рубашкой, и он коснулся моей груди. Наяву он ничего подобного себе не позволял. Мне было очень приятно, и я тоже обняла его в ответ. Каким же он был костлявым! Тело его стало совсем другим, и я помню, что подумала: «Это он во сне такой». В этот момент я проснулась и поняла, что рядом со мной лежит не Сэнди, а Майлз, белобрысый парень с лодки! В комнате было совсем темно. Как же мне не хватало света маяка! Я хотела закричать, но Майлз, зажав мне рот, прижал мою голову к подушке. Я хотела отпихнуть его, но он, несмотря на худобу, оказался очень сильным. Он что-то прижал к моему горлу. Что-то гладкое и холодное, и я догадалась, что это нож. Ни разу в жизни мне не было так страшно. Припугнув меня ножом, Майлз пристроился рядом на кровати, после чего вновь сунул руку под мою ночную рубашку. Только теперь он задержался у меня между ног. Это было до того отвратительно, что я расплакалась. Я даже подумала, не вырвать ли у него нож, но побоялась – а вдруг он ударит им меня и убьет. Майлз вытащил руку у меня из-под рубашки, и я расслышала, как он расстегивает брюки. При мысли о том, что он намерен сделать, мне стало совсем плохо. И тут меня осенила внезапная мысль. Его рука по-прежнему закрывала мне рот, и я постаралась распахнуть рот как можно шире. Один его палец скользнул внутрь, и я изо всех сил вцепилась в него зубами. Майлз вскрикнул, а потом заорал на меня. Ни разу в жизни не слышала я таких слов – грубых и гортанных. Тут-то я поняла, что это немец, а никакой не англичанин! Он наотмашь ударил меня по лицу, но я уже орала во все горло. Майлз схватился за нож, но я умудрилась пнуть его ногой, и он свалился с кровати. Я быстро нашарила на полу нож, несмотря на то, что в комнате было совсем темно, и тут в дверях появился папа. Я разрыдалась от облегчения.

«Папа, это немец!» – крикнула я и потянулась к настольной лампе, уже не думая о затемнении. Щелкнув выключателем, я увидела, что отец держит в руках ружье. Майлз, или как там его звали на самом деле, рванулся к выходу. Он буквально смел папу со своего пути и выскочил в коридор. Отец вскинул ружье и прицелился ему вслед. Раздался выстрел, а за ним глухой удар – это немец рухнул на пол.

Я сидела на кровати, онемев от шока. Отец еще пару секунд смотрел в коридор, а затем повернулся ко мне. «Ты в порядке, Бесс?» – спросил он. Каким-то чудом я умудрилась ответить, что да, в порядке. Тогда отец бросился в коридор, к гостевой комнате. Я поняла, что он хочет убить и второго немца.

Тут в мою спальню вбежала мама. Присев на кровать, она крепко обняла меня, а я расплакалась, как маленький ребенок, который разбил коленку. Мама крепко прижимала меня к себе, и я знала, что, как бы мы с ней ни ссорились, сколько бы обидных слов ни говорили, мы все равно будем любить друг друга.

«Поосторожнее, Калеб! – крикнула она вслед отцу, но так и не выпустила меня из объятий. – Девочка моя», – повторяла она вновь и вновь, укачивая меня, как ребенка, и я с радостью принимала ее ласку. Порой я кажусь себе совсем взрослой, но в тот момент я была лишь маленькой девочкой. Потом мама спросила, не обидел ли он меня. Ей не хотелось произносить «изнасиловал», а мне не хотелось слышать это слово. Я сказала, что нет, только напугал. Я не собиралась рассказывать ей о том, как он ко мне прикасался. Меня до сих пор тошнило при мысли об этом. Больше всего мне хотелось нагреть воды и помыться. Но для этого надо было выйти в коридор, где лежал мертвый немец.

Так мы сидели довольно долго, ожидая, что вот-вот раздастся выстрел. Но в доме стояла тишина. Ни мне, ни маме не хотелось выходить из комнаты. Мы просто сидели, прижавшись друг к другу, и ждали, что же будет дальше.