Книга Анатомия убийства. Гибель Джона Кеннеди. Тайны следствия - Филипп Шенон

Слосон быстро понял, что у него нет иного выбора, кроме как довериться Рокке и его коллегам по ЦРУ. За необходимой информацией по вопросам, связанным с Советским Союзом, Кубой и другими зарубежными врагами, которые могли иметь отношение к смерти Кеннеди, комиссии практически и не к кому было больше обращаться. «Я не представлял даже, как еще, если не через ЦРУ, можно вести подобное расследование, касающееся разведопераций за границей», – объяснял Слосон. И тем не менее он пытался разработать методику, позволяющую перепроверять данные, полученные из шпионского гнезда. Почти с самого начала он взял за правило каждый правительственный документ запрашивать у всех организаций, которые теоретически могли его получить. Если, например, отчет готовился для ЦРУ и Госдепартамента, Слосон просил его у тех и других. Одна контора не пришлет копию, так, может, другая соблаговолит. Слосон признавал, что это было весьма захватывающе – знакомиться с настоящими разведчиками и приобщаться к тайнам ЦРУ24. В то время американская публика как раз упивалась книгами и фильмами о шпионах. «Доктор Ноу», первый из кинофильмов, снятых по романам Яна Флеминга о Джеймсе Бонде, вышел в прокат в 1962 году и сразу стал мировым хитом.

В январе ЦРУ предложило информационное совещание по истории политических убийств и покушений, осуществленных КГБ как в СССР, так и за его пределами. Слосон с радостью согласился. Послушав специалистов, он пришел к выводу, что убийство Кеннеди совершенно не в духе советских спецслужб. «Нам рассказали, какими методами пользовались русские шпионы, когда им требовалось кого-то ликвидировать, – вспоминал Слосон, – и ни один не соответствовал манере Ли Харви Освальда. Если уж русские брались за дело, то устраивали все так, чтобы их не заподозрили. Инсценировали естественную смерть или какой-нибудь несчастный случай».

Рокка и другие сотрудники Управления, создавая видимость, будто ЦРУ держит обещание не скрывать никакой информации, если она может иметь хоть какое-то отношение к убийству президента, принялись якобы по собственному почину вываливать на Слосона шокирующие сверхсекретные сведения. В первые же недели расследования Рокка предложил открыть молодому юристу некую тайну, если тот поклянется не разглашать ее никому, даже членам комиссии – по крайней мере до поры до времени. Терзаемый любопытством Слосон согласился. «Есть один перебежчик, – торжественно сообщил ему Рокка. – Возможно, это очень важный перебежчик». Далее он рассказал, что среднего ранга офицер КГБ по имени Юрий Носенко недавно сбежал на Запад и теперь находится в руках ЦРУ. Носенко утверждает, что изучил все материалы КГБ, касающиеся пребывания Освальда в Советском Союзе, и что из этих материалов однозначно следует: КГБ его не вербовал, то есть советским шпионом Освальд никогда не был. Русского еще не закончили допрашивать, добавил Рокка, но если его информация подтвердится, то Советы можно будет исключить из списка подозреваемых.

А тем временем в Лэнгли все данные по Освальду и убийству президента, в том числе собранные Уинстоном Скоттом в Мехико, теперь направлялись в отдел Энглтона. Как и Уиттен, Энглтон считал Скотта образцовым разведчиком.

Под руководством Энглтона расследование радикально переменило русло. По причинам, которых он так никогда и не объяснил до конца, Энглтон принципиально не желал искать следы кубинского заговора. Вместо этого он норовил сосредоточиться на гипотезе о виновности Советского Союза – логично, учитывая его извечный параноидальный страх перед коммунистической угрозой. По мнению коллег, Энглтон считал, что, хотя Кастро и опасен, Куба все же остается второстепенным игроком в великой битве титанов – холодной войне между Москвой и Вашингтоном. Он отобрал в помощь Рокке еще трех аналитиков контрразведки из своего отдела, и все они были специалистами по КГБ.

Тем не менее для многих коллег Энглтона Кастро неизменно оставался навязчивой идеей. При Кеннеди в ЦРУ было создано специальное подразделение, Особый отдел, координировавший секретные операции по свержению режима Кастро. В Особом отделе тоже работали аналитики контрразведки, не подчинявшиеся Энглтону, но по идее обязанные сотрудничать с его людьми. Как позже выяснили следователи Конгресса, взаимодействуя с комиссией Уоррена, Энглтон практически полностью игнорировал Особый отдел с его аналитиками – они не получали задания проверять гипотезу кубинского заговора и искать соответствующие зацепки25.

20 февраля Энглтону доложили весьма тревожную, казалось бы, новость. Один из заместителей прислал ему уведомление о том, что из досье Освальда, собранного сотрудниками Управления еще до убийства Кеннеди, исчезли тридцать семь документов: несколько докладных от ФБР, два документа из Госдепартамента и двадцать пять депеш ЦРУ. Несколько недель спустя, когда юристов комиссии Уоррена пригласили ознакомиться с досье, команда Энглтона хором утверждала, что все на месте. Судя по отчетам комиссии, ее следователям никто не сообщал о пропаже – хотя бы и временной – толь значительного количества документов об Освальде из архивов ЦРУ26.

Глава 13

Кабинет председателя Верховного суда

Верховный суд

Вашингтон

январь 1964 года

В какой-то момент Эрл Уоррен готов был поверить, что Освальд участвовал в иностранном заговоре. Сразу после убийства, когда ему доложили о неудавшейся попытке Освальда переметнуться на сторону СССР, Уоррен решил, что без советских интриг тут, пожалуй, не обошлось. «Вероятность версии заговора я допускал только потому, что Освальд хотел сбежать к русским»1, – вспоминал он.

Но несколько дней спустя, в частности после того, как, согласно предварительному отчету, полиция Далласа вроде бы более или менее точно установила, что Освальд на Дили-Плаза действовал один, интуиция опытного прокурора по уголовным делам стала твердить Уоррену, что никаким заговором здесь и не пахнет. Теперь он тоже был убежден, что Освальд все провернул самостоятельно. Чутье подсказывало ему, что Освальд, несмотря на неслыханный масштаб его преступления, изменившего ход истории, мало чем отличается от кровожадных, импульсивных и часто нездоровых на голову молодых головорезов, которых Уоррен сажал за убийства, еще когда работал в окружной прокуратуре Окленда в 1920-х. Он считал, что достаточно разбирается в психологии уголовников, чтобы заключить: Освальд был вполне способен покуситься на жизнь президента без чьей-либо помощи.

Со смерти Кеннеди не прошло и недели, когда Уоррен сделал вывод, что заговора не было ни в Далласе, ни где-либо еще. «Я вообще никогда не верил во всякого рода заговоры, – говорил он впоследствии. – И как только выяснилось, что Освальд работал на Техасском складе школьных учебников и поспешил уйти оттуда – единственный из служащих, кто мгновенно испарился, – а потом еще и винтовка нашлась, и патроны, я решил, что в целом обстоятельства дела ясны»2. Уоррен утверждал, что не делился своими соображениями со штатными сотрудниками комиссии, боясь исказить их объективное отношение к расследованию. Рэнкин не помнил, чтобы Уоррен когда-либо вслух исключал вероятность заговора: «Он только просил установить истину, ничего другого я от него не слышал»3.