Книга Тайны Елисейского дворца - Жюльетта Бенцони

Зато она не обрадовалась Каролине, которая явилась на бал без приглашения. Став отныне королевой Неаполя, Каролина наслаждалась почестями и особыми реверансами, положенными иностранным королевам. Хозяйка дома была вне себя, увидев не только двор, приехавший с Каролиной, но еще графа фон Меттерниха, которого не видела у себя давным-давно и который очень ее этим задел. Меттерних, судя по всему, был очень дружен с новоиспеченным королевским величеством.

Когда он склонился к руке мадам Жюно, она ограничилась протокольным приветствием и холодно уронила:

– Император Австрии задержал ваше сиятельство, кажется, дольше, чем предполагалось.

Граф и рта не успел раскрыть, как вместо него ответила Каролина:

– Он провел в Вене всего несколько дней, но, поскольку я стала королевой, мне понадобился просвещенный наставник, дабы преподать мне этикет, положенный моему сану. И я взяла его на службу!

– Дневную и ночную, я думаю. – Лаура была вне себя и не помышляла об осторожности. – Так почему бы вашему величеству не распорядиться им и у меня в доме? Королевы, как известно, повсюду у себя.

После этих слов Лаура повернулась и пошла навстречу Екатерине Вестфальской, которая как раз вошла вместе со своим мужем Жеромом. К этой молодой паре Лаура испытывала дружеские чувства, она не заметила, как побледнел австрийский посол.

Праздник вынуждал Лауру играть роль счастливой хозяйки дома, но она вдруг опустилась в кресло и расплакалась. Де Нарбонн стоял подле нее, молча наблюдая за внезапным взрывом горя, смешанного с яростью.

Понимая, что ей захочется поговорить о своем душевном состоянии, граф взял табурет, сел напротив и взял ее руки, теребившие кружевной платочек.

– Дорогая моя Лаура, вы изменились в лице, как только перед вами появилась Каролина, но вы видитесь не в первый раз, значит, была еще какая-то причина для огорчения.

– Я ненавижу ее манеру приезжать ко мне без предупреждения! Это гнусно, в конце концов.

– Да нет, совсем не гнусно, это по-каролински, и тут ничего не поделаешь. Что можете вы, если даже мадам Кампан даром потеряла с ней время? Удивило меня, что Меттерних позволил ей собой манипулировать. Могу голову дать на отсечение, что он влюблен в вас.

– Интересный способ ко мне приблизиться.

– А как вы хотите, чтобы он действовал? Если бы он приехал один, вы бы приняли его?

– Думаю, приняла бы. Он же попросил у меня разрешения приезжать меня навещать, когда мы танцевали несколько месяцев тому назад. Она, должно быть, догадалась – бог знает как? – и поспешила завладеть им. И он не противился. Точно так же, как Жюно! Вот уж поистине неотразимая!

– Не поистине, а по внушению, умеет убедить, будто так оно и есть. К тому же сестра императора.

– Про сестру мне все время пел Жюно!

Лаура резким движением вскочила с кресла и ринулась было вперед, так что шлейф заклубился.

Нарбонн тоже встал и остановил Лауру, положив ей руки на плечи.

– Успокойтесь, пожалуйста, и выслушайте меня. А главное, будьте правдивы. У вас есть чувство к прекрасному посланнику?

– Что за вопрос? Нет!

– Могу я вам напомнить, что вы обещали быть искренней?

Лаура постаралась освободиться, но де Нарбонн держал ее крепко. Лаура гневно фыркнула – что было совсем не изящно, зато откровенно и для Нарбонна красноречиво.

– Вы невозможный человек! Хорошо! Могу сознаться, когда мы танцевали с ним до отъезда в Вену, он дал мне понять, что я ему нравлюсь и… даже больше. Мне… Мне было это приятно. Остальное вы знаете. Точнее, отсутствие остального.

– Отлично. Ничего не меняйте в своем поведении и предоставьте действовать мне. Кстати, если не ошибаюсь, я слышу трубы и барабаны. Прибыли их величества, и не мне вам напоминать об обязанностях хозяйки дома.

Через несколько минут Лаура, сопровождаемая де Нарбонном, уже встречала Наполеона и Жозефину, выходивших из кареты. Реверанс был безупречен, улыбка теплой и радостной. Лаура любила прелестную креолку, которую Наполеон сделал своей императрицей. Жозефина была сама грация, очарование и элегантность. Ей было сорок шесть – увы! на шесть лет больше, чем супругу, – но выглядела она гораздо моложе, тщательно ухаживая за собой. У нее была безупречная кожа, чарующая улыбка и прекрасные темные ласковые глаза. Жозефина с нежностью поцеловала Лауру.

– Простите наше опоздание, дорогая Лаура. Виновата я и только я. Никак не могла решить, какое украшение подойдет к моему платью.

– Ваше величество, в конце концов вы сделали прекрасный выбор. Я бы сказала, что вы сами чудесная жемчужина, – проговорила Лаура с восхищением, оглядывая туалет Жозефины – простого покроя платье из плотного белого атласа с голубоватым отливом и восхитительное жемчужное ожерелье с маленькими бриллиантиками между жемчужинами.

«Она хороша, как ангел, – думала Лаура, следуя за императорской четой к приготовленному для нее двойному трону с полукруглой спинкой. – И мне очень хотелось бы знать, как ей удается скрывать свои дурные зубы? Но что бы там ни было, представить себе «Кота в сапогах» без нее невозможно! Если он разведется с ней, мне кажется, будет жалеть до самой смерти. Однако сегодня вечером они, похоже, между собой в ладу…»

Вечер удался. Император выразил свое удовлетворение хозяйке дома. И удивил ее, прибавив, что примет ее послезавтра в Тюильри в три часа дня.

– Что ему от меня понадобилось? – недоумевала Лаура за последним бокалом шампанского, который пила вместе с де Нарбонном. – От него можно ждать чего угодно!

– Не думаю, что неприятности, – успокоил ее де Нарбонн. – Император был так доволен вашим вечером.

– В любом случае, все узнаем. Другого не дано!

Лауре всегда больше нравился прелестный замок Сен-Клу, хотя она отдавала должное и Тюильри, особенно после того, как Наполеон отделал дворец заново, желая стереть все горестные воспоминания, например, о 10 августа 1792 года, когда Людовик XVI с семьей был увезен отсюда в башню Тампль, где дожидался эшафота. А остервенелая толпа в это время растерзала на куски швейцарцев и других защитников дворца.

Конечно, после ремонта здесь попахивало новизной, но уж никак не кровью, что гораздо приятнее. Однако кабинет – заставленная книгами комната, где пульсировало сердце империи, – ни у кого не вызывал восхищения. Редко кто из приглашенных туда выходил из него с радостным лицом.

Лаура не была исключением. Она едва удерживала слезы, садясь в карету, чтобы ехать домой.

Между тем Наполеон принимал ее необыкновенно любезно и милостиво. Он поцеловал ей руку, пригласил сесть на мягкое канапе, обтянутое зеленым атласом с вышитыми золотом лавровыми венками, осведомился о здоровье ее и детей, спросил, не получила ли она накануне вестей от Жюно. В общем, когда он перешел к главному, Лаура была настороже и вся внимание.