Книга Герои - моя слабость - Сьюзен Элизабет Филлипс

– Эй! Что ты делаешь?

Тео достал кастрюлю.

– Готовлю себе ужин. Из собственных продуктов. Если не будешь меня злить, я, возможно, поделюсь с тобой. А может, и нет.

– Еще чего! Отправляйся домой. Коттедж теперь мой. Ты не забыл?

– Ты права. – Он принялся бросать упаковки с продуктами обратно в пакет. – Это я заберу с собой.

Проклятие! Кашель Энни пошел на убыль, аппетит начал понемногу возвращаться, а она почти ничего не ела весь день.

– Ладно, – с неохотой согласилась она. – Ты готовишь. Я ем. А потом ты выметаешься.

Тео уже искал в шкафу вторую кастрюлю.

Энни отнесла Лео в студию и перешла в спальню. Тео терпеть ее не мог и явно стремился от нее избавиться, так почему он торчал в коттедже и даже вызвался готовить ужин? Она сменила ботинки на мягкие домашние тапочки-игрушки в виде обезьянок, потом повесила в шкаф лежавшую на кровати одежду. Ей вовсе не хотелось остаться наедине с человеком, которого она боялась, а Тео и вправду ее пугал. Но самое ужасное, какая-то часть ее по-прежнему хотела ему верить вопреки всем доводам рассудка, как будто Энни снова стало пятнадцать.

Воздух наполнился густым запахом жареного бекона, к которому примешивался легкий аромат чеснока. В животе у нее заурчало. «Да ну его к черту». Энни вернулась на кухню.

Божественные запахи источала чугунная сковорода. В кастрюле булькали спагетти, а Тео сбивал несколько драгоценных яиц в большой желтой миске. Энни заметила на кухонной стойке два винных бокала и запыленную бутылку из шкафчика над раковиной.

– Где у тебя штопор? – поинтересовался Тео.

Энни так редко пила хорошее вино, что даже не подумала открыть какую-нибудь бутылку из запасов Марии. Но теперь не устояла перед искушением. Пошарив в ящике со всевозможными мелочами, она нашла штопор.

– Что ты готовишь?

– Одно из моих фирменных блюд.

– Человеческая печень с тушеными бобами и бокал кьянти?

Тео чуть приподнял бровь.

– Ты очаровательна.

Но Энни не собиралась так легко уступать победу.

– Надеюсь, ты помнишь: у меня есть все основания ждать от тебя самого худшего.

Тео вытащил пробку одним энергичным движением.

– Все это давно в прошлом, Энни. Я же тебе говорил. Я был тогда всего лишь психованным мальчишкой.

– Давай признаем очевидное… Ты и сейчас форменный псих.

– Ты понятия не имеешь, кем я стал. – Он наполнил ее бокал красным как кровь вином.

– Ты живешь в доме, населенном призраками. Ты пугаешь маленьких детей. Ты разъезжаешь на лошади в самый разгар снежной бури. Ты…

Тео со стуком поставил бутылку на стол.

– В этом месяце будет год, как умерла моя жена. Чего, черт возьми, ты от меня ждешь? Что я буду отплясывать в шутовском колпаке с погремушками?

Энни почувствовала легкие угрызения совести.

– Мне очень жаль.

Тео отмахнулся, не слишком веря ее сочувствию.

– И я вовсе не мучаю Танцора. Чем свирепее непогода, тем больше ему нравится скачка.

Энни вспомнила, как Тео стоял под снегом, стянув с себя свитер, подставляя ледяному ветру голую грудь.

– Как и тебе самому.

– Да, – коротко бросил Тео. – В точности как мне. – Он схватил найденную где-то терку для сыра и принялся натирать пармезан, повернувшись к Энни спиной.

Она отпила глоток вина. Это было изысканное каберне с богатым букетом, в котором чувствовалась легкая фруктовая нотка. Тео явно не желал разговаривать, но это лишь подстегнуло желание Энни выудить у него побольше сведений.

– Расскажи мне о своей новой книге.

Повисла долгая пауза.

– Я не люблю говорить о книге, пока ее не закончу. Уходит творческая энергия, которую лучше направить на писательство.

Похожее чувство испытывают актеры, играя день за днем один и тот же спектакль. Энни наблюдала, как Тео натирает сыр в продолговатую стеклянную посудину.

– Многие находят «Санаторий» отвратительным. – Ее замечание прозвучало так грубо, что Энни стало немного совестно.

Сняв с плиты кипящую кастрюлю со спагетти, Тео выплеснул содержимое в дуршлаг над раковиной.

– Ты читала роман?

– Нет, не удосужилась. – Энни говорила с вовсе несвойственной ей резкостью, желая дать понять Тео, что она больше не та робкая мышка, которой была в пятнадцать лет. – Отчего умерла твоя жена?

Тео, даже не дрогнув, ловко вывалил горячие макароны в миску со взбитыми яйцами.

– От безысходности. Она покончила с собой.

От слов Тео у Энни к горлу подступила тошнота. В голову один за другим лезли назойливые вопросы: «Как это случилось? Ты видел, что с ней творится неладное? Это из-за тебя она убила себя?» Больше всего Энни не давал покоя этот последний вопрос. Но у нее не хватило духу задать его.

Тео добавил в спагетти бекон с чесноком и перемешал все, вооружившись двумя вилками. Захватив столовое серебро и салфетки, Энни перешла в гостиную и разложила приборы на столе возле эркера. Потом перенесла туда бокалы с вином и опустилась на стул. Вскоре из кухни появился Тео с двумя полными тарелками. Покосившись на яркое радужное кресло в форме русалки, он недовольно поморщился.

– Трудно поверить, что твоя мать разбиралась в искусстве и считалась экспертом.

– Здесь найдется еще с десяток уродливых вещей. – Энни вдохнула запах чеснока, бекона и пармезана, которым Тео посыпал спагетти. – Пахнет божественно.

Он поставил перед ней тарелку и сел напротив.

– Спагетти «Карбонара».

Должно быть, голод иссушил мозги Энни, потому что в следующий миг она выкинула ужасную глупость: машинально подняла бокал.

– За шеф-повара!

Тео посмотрел ей в глаза, но не поднял бокала. Энни поспешно опустила свой. Тео продолжал смотреть на нее, и она вдруг почувствовала легкое покалывание во всем теле, словно в воздухе между ними возникли неведомые токи, посильнее едва заметного сквознячка, поддувавшего из окна. Энни мгновенно поняла, что происходит.

Некоторых женщин влечет к распутным мужчинам. Подчас виной этому нервное расстройство, а иногда, если женщина романтична, – наивная фантазия, будто ее женственность способна исправить и одомашнить порочного мерзавца. В романах подобные фантазии становятся явью. В реальной жизни – никогда. Все это полнейшая чушь. Конечно, ее тянуло к Тео, к этому сильному, опасному самцу. Ее тело немало выстрадало за последнее время, и внезапно пробудившееся влечение к мужчине означало, что она начала наконец исцеляться. Однако с другой стороны, оно служило тревожным напоминанием, что Тео по-прежнему имеет над ней странную, губительную власть.