Книга Киты и люди - Саша Кругосветов

Команда «Быстрых парусов» высаживалась на берег. Местное население привыкло уже к появлению белых моряков и дружелюбно встретило путешественников. Совсем не так, как были в своё время встречены моряки с «Джона Булла».

– Касселелий (здравствуй)! – говорили они с белозубой улыбкой. Туземцы были в набедренных повязках. Невысокие. Тёмная кожа оттенка меди. Прямые жёсткие волосы. У некоторых – светлые голубые глаза, выдававшие в них потомков авантюристов и китобоев, соблазнённых климатом и приветливостью хорошеньких местных женщин и оставшихся навсегда в этих тёплых краях. На островах Терпеливой тайны у населения сложился особый язык – экзотическая смесь понпеанского и английского.

Джеймс пристально вглядывался в толпу окруживших его индейцев. Ему очень хотелось встретить хоть кого-то из старых знакомых, и одновременно он страшился этого – прошло ведь уже более двадцати лет. Старость никого не красит. Да и сам он – далеко уже не тот мужчина в расцвете сил, что когда-то покинул Пон-Пай.

Какой-то старик подошёл к группе моряков, сошедших с «Быстрых парусов». Он встал против Джеймса и долго его рассматривал. Ходил. Поглядывал на него – то справа, то слева. Цокал языком. Хитрый ирландец следил за ним, сощурив глаза и поглубже натянув на лоб суконный берет. Старик погрозил ему пальцем и произнес вопросительно: «Ахундел?» Джеймс отрицательно покачал головой.

– Покажи руку! – приказал ему старик по-английски, показывая, чтобы тот засучил рукав.

О’Коннолли подмигнул ему. Старик закричал, закрутился, замахал руками: «Ахундел, Ахундел, Джим-арош вернулся!». Со всех сторон сбежались индейцы. Они что-то выкрикивали, обсуждали, кудахтали, прыгали, дети расспрашивали взрослых. Слышалось: «Ахундел!» Ахундел!»

– А ты ещё можешь танцевать? – ядовито спросил старик Джеймса на этой странной смеси понпеанского и английского. – Смотри, какой ты теперь старый и толстый. Ты не можешь больше танцевать, старый жирный Ахундел!

– Могу, могу, глупый ты старикашка. Я тебе ещё покажу, как я танцую, покажу, что я танцую ещё лучше, чем раньше. Станцую для тебя джигу – не только на ногах, но и на руках, чего раньше ты никогда не видел. Но прежде я покажу тебе, старый, сморщенный, дикий старик такое, что твои глаза вылезут из орбит, набедренная повязка упадёт, а несчастные остатки твоих волос встанут дыбом – так, как они не торчали даже в молодые твои годы.

– Что ты можешь мне показать, вечный трепач и балабол, ненадёжный ирлашка? Какие мы дураки, что дали тебе имя Ахундел, имя величайшего понпеанского героя всех времен и народов. Человек, которого мы приняли как родного, дали кров, покровительство могущественного вождя Нетт и самую красивую девушку деревни. Чем ты можешь нас удивить? Разве только татуировкой на своей попе, которую тебе сделали наши лучшие татуировщицы.

– Не буду отвечать на твои бранные слова, Намадоу, я узнал тебя. Лучше напомню, как ты стоял в охране с копьём, когда я впервые на этом острове ударил огненную ирландскую джигу. И что с тобой случилось? От неожиданности с тобой случилась «медвежья болезнь». И ты долго ещё не мог прийти в себя от страха. Кто такой «медведь»? Ах, ты не можешь вспомнить! Зато очень даже хорошо помнишь, что такое «медвежья болезнь». Ведь то же самое случилось с тобой, когда ты предал меня, отдал в руки преследователей, и моя Лэоуни бросилась на тебя с деревянным ножом. Признайся хоть теперь, ты ведь до смерти испугался моей маленькой Пенелопы, не так ли? Но я – благородный ирландец. И стариков не обижаю.

О’Коннолии снял берет и галантно раскланялся перед туземцем. Опешивший индеец растерянно крутил головой, не зная, что ответить. Толпа индейцев хохотала, показывая пальцем на растерявшегося старика, и хлопала в ладоши.

– Прежде, чем показать тебе что-то, – продолжил Джеймс, – ответь мне, ничтожный старикашка, кто построил великий храмовый комплекс на острове Пон-Пай?

– Мой народ, Джим-арош, ты же это отлично знаешь, – примирительно сказал индеец. – Белые говорят, что это было семьсот лет назад.

– Ишь ты, Намадоу, ты даже числа научился правильно произносить. А кто руководил тогда строительством и твоим народом?

– И это ты тоже знаешь: Олосопе и Олосйпе, мудрые и святые люди. Два белых брата, два мага-великана. Они пришли на огромных лодках с запада, чтобы переносить по воздуху каменные глыбы и укладывать их друг на друга.

– Эти великаны приплыли из Ирландии, и звали их О’Лосопе и О’Лосйпе. И где же они теперь, эти маги-волшебники? Что с ними случилось?

– Они ушли в мир иной, как и все мы уйдём когда-нибудь вслед за ними.

– И кто сказал тебе это, самонадеянный островитянин?

– Кто сказал, кто сказал… Если бы они были живы, мы могли бы их видеть. И уж конечно, если бы они были живы, наш народ не бедствовал бы так, как сейчас. И они-то уж не дали бы в обиду несчастных понпеанцев и защитили бы нас от таких проходимцев, как ты, Джим, или, к примеру, капитан Найт.

– И опять ты неправ, о великий в недавнем прошлом воин, мужественный защитник Пон-Пая. Очень даже живы, вполне себе живы, О’Лосопе и О’Лосипе. И я их сюда привез на огромном корабле с Запада, чтобы ты раз и навсегда прикусил свой длинный и болтливый язык.

С этими словами он взял за плечи старика и развернул его в сторону берега бухты, откуда, не торопясь, шли в парадной матросской форме два красавца великана Дол и Зюл. Индеец, никогда прежде не видевший великанов, – как стоял, так и рухнул на землю. Все другие были меньше поражены, они давно уже сопровождали и рассматривали «рослых» Дола и Зюла – с самого того момента, когда те сошли на берег. Женщины бросились приводить в чувство Намадоу. Поливали лицо водой, трясли, что-то шептали на ухо. Толпа, наконец, осознала, что рядом стоят невиданные исполины. Многие туземцы бросилась врассыпную – на всякий случай, кто знает, что на уме у этих великанов. А их дети совсем не испугались, дети, как известно, ничего не боятся. Всё это было так интересно! Дети бежали к посёлку. Несли невиданную весть. Они кричали: «Вернулся Ахундел, вернулся великий герой, белый Ахундел! Он привез с запада великанов-магов Олосопе и Олосипе!»

Команда «Быстрых парусов», наблюдавшая всю эту сцену, хохотала до упаду. Штурман и Боцман вытирали платками мокрые от слёз лица. Повар-Кок, который успел было усесться в близлежащей таверне (теперь здесь и такое уже появилось), упал с табурета, а рубашка разорвалась на пузе от сотрясавшего его смеха. Даже немногословный Абордаж крякнул и произнёс: «Ну, ты и шутник, Джеймс, однако, изрядный шутник». Давно уже молчаливый Абордаж не произносил зараз так много слов подряд. А капитан Александр сказал:

– Полно балагурить, Джеймс. Ты говорил нам, что у понпеанцев во главе семьи – женщина. Иди-ка поскорее к своей Лэоуни, – или как ты ее зовешь, Пенелопа, что ли? – пока та не подготовилась к встрече с тобой. А то она уже задаст тебе перцу. Ты ещё помнишь, где находится твоя хижина?

«В тот же момент на него посыпался град палочных ударов»