Книга Рельсы - Чайна Мьевилль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Все началось после того, когда все стало плохо, и они снова стали пытаться делать деньги. На общественных работах. Люди платили за проезд, а правители — за каждую выстроенную милю. И все покатилось под откос. Компании состязались, прокладывая все новые и новые маршруты, куда только могли. Строили оголтело, безоглядно, ведь чем больше рельсов они прокладывали, тем больше зарабатывали на них.
Они годами сжигали всякую ядовитую дрянь — так возникло верхнее небо, — а когда сжигать было больше нельзя, они стали запихивать ее в землю, и все животные изменились. Они хотели весь мир взнуздать своими рельсами. Это была война железнодорожных компаний. Они устраивали ловушки для поездов конкурентов, отсюда и пути-ловушки, и обманные переключатели, и все прочее.
— Они построили рельсы, — закончила Кальдера. — И уничтожили друг друга. Но катастрофа была неотвратима. Рельсы — это все, что от них осталось. Мы живем в мире, искалеченном бизнес-войнами. — Она улыбнулась.
— Наши мама и папа что-то искали, — сказал Деро. — Они хорошо знали историю. Про мертвое сокровище, про ангелов, про слезную долину.
— Я тоже это слышал! — воскликнул Шэм. — «Духи всех богатств, заработанных и не заработанных, обитают в Раю»! — Он цитировал слова из старой сказки. — «О, берегитесь слезной долины!» Вы хотите сказать, что они гнались за мифом?
— А если это не миф? — возразила Кальдера. — Рай может, и не то, чем его все считают, но это не значит, что его нет. И это не значит, что там нет богатств, правда?
Один из настенных электронных циферблатов отчаянно замигал, требуя внимания Шэма. «О, нет!» — подумал он. Ему хотелось слушать и слушать дикие сальважирские байки, бродить по дому, рыться в утиле.
— Я… мне надо идти, — сказал он. — У меня кое с кем встреча.
— Очень жаль, — ответил воспитанный Деро. — Нам тоже пора.
— Что? Куда? Когда?
— Еще не сейчас, — ответила Кальдера. Закрыла глаза.
— Но скоро, — сказал Деро.
— Не сейчас, — повторила Кальдера. — Но теперь, когда мы знаем, что произошло, когда ты сказал нам, у нас появилось дело, которое надо закончить. Не смотри так удивленно, Шэм. Ты все слышал. Ты знал, что так будет. Думаю, поэтому ты и пришел к нам с этим снимком.
— Ты ведь не думал, что мы бросим дело папы и мамы на полдороге?
«Мусорщица» с ее оживленным чириканием электронных игр оказалась такой же шумной, как большинство припортовых дринкарен. Шэм наблюдал за сальважирами, толпившимися у бара. Они были не в форме, но городская одежда тоже выделяла их в толпе — реконструированные наряды из эпохи высокой моды, до уровня которой человечество не смогло дотянуться с тех пор ни разу. Подобравшись к ним поближе, он слушал их жаргон — они называли друг друга Френ и Блав, говорили о Цифраскопках и Спинофетах и Ношельцах. Шэм с наслаждением ворочал во рту эти слова.
— Значит, — сказал Робалсон, — твой капитан любит книжки, так? — и он сделал большой глоток напитка, который купил ему Шэм. Он назывался «паровозным маслом» — смесь сладкого виски с пивом и устрицами — штука одновременно мерзкая и притягательная на вкус.
— Ага, — отозвался Шэм. — Спасибо тебе еще раз, ну, ты знаешь, за вчера.
— А что у тебя за история, Шэм? Давно ты на рельсах?
— Второй рейс.
— Вот, значит, как. Что ж, люди вроде тебя чуют поживу. Ты не сердись, что я так говорю, просто это правда.
— А из твоей команды тут кто-нибудь есть? — спросил Шэм.
— Не, они в таких местах не пьют.
— У них свои пиратские бары?
— Ага, — сказал Робалсон, подумав. Безжизненным каким-то голосом. И изогнул бровь. — Свои пиратские.
Шэм засиделся в дринкарне куда дольше, чем собирался сначала, и, когда из джук-бокса раздался неистовый ритм ударных к песне «Наверх, поездные разбойники!», он вскрикнул от радости и присоединился к буйному хору. Робалсон тоже пел. Другие посетители смотрели на них с насмешливым неодобрением.
— С недосмешлением, — поправил Робалсон, когда Шэм поделился с ним своим наблюдением.
— С насмешлобрением, — предложил свой вариант Шэм.
— Шэм, — сказал Робалсон. — Если и дальше так пойдет, то нас скоро отсюда вышвырнут, ей-богу. Что ты нашел в этих сальважирах? Глазеешь на них, как барсук на дохлятину.
— Да нет, я ничего, просто… — Шэм поерзал на стуле. — Просто они так говорят, так одеваются. И вообще, работа у них такая. Это так… Ну, круто, что ли? Жалко…
— Ты ведь говорил с одной из них на рынке, верно? Ну, с той бабой.
— Ага. Сирокко как-то. Она милая. Пирожком меня угостила. — Шэм ухмыльнулся.
— А ты представь, — сказал Робалсон, — что вот едет сейчас какой-нибудь сальважир мимо кротобоя и думает: «Эх, какая у них там классная работа, не то что у меня»?
— Вряд ли, — сказал Шэм.
— Или даже так: «Эх, быть бы мне учеником доктора на кротобое».
— Дай мне его адресок, я ему черкну, предложу поменяться.
— К тому же капитан у тебя с философией, разве не так? — продолжал Робалсон. — Есть с кого брать пример. А сальважиры, бьюсь об заклад, скучный народ.
В углу бара сидели мужчина с женщиной и наблюдали за ними. Шэм их давно заметил. «Не сальважиры», — решил он. Те, поняв, что их увидели, отвели глаза. Он тут же непроизвольно напрягся — тело вспомнило неприятный опыт лежания под телегой.
— Я тут познакомился с двумя, вроде сальважиров, — сказал он. — Не совсем сальважиры, но что-то вроде. — Он прищурился. — Они совсем не скучные. Брат и сестра. Уж поверь.
— Погоди-ка, как их там? — сказал Робалсон. — Шутсы? Шрайксы? Соаксы?
— А ты откуда знаешь?
Робалсон пожал плечами.
— Слушаю, когда другие говорят. А тут много болтают. В том числе о чудных братишке с сестренкой, которые отваливают в страну кровоточащего Зеленого Сыра или еще куда в следующий Паровозодень. А еще шепчутся, что кое-кто хочет за ними увязаться. В надежде на воображаемые сокровища. — В этот раз Шэм покинул дом Шроаков по тому пути, который они ему подсказали, — не близкому и кружному, зато не привлекая внимания соглядатаев, которые, несомненно, стерегли у выхода. Вот почему он моргнул, слушая Робалсона. Похоже, самого молодого пирата признаки явно государственной слежки за сестрой и братом совершенно не интересовали.
— Я одного не понимаю, — сказал он. — Насчет тебя. Ты думаешь, что хочешь быть сальважиром, но я даже в этом не уверен.
— Странно, — сказал Шэм. — Они тоже так сказали. А как же ты? Чем ты вообще занимаешься, а, Робалсон?
— Чем занимаюсь? Смотря в какой день. Иногда драю палубы. Иногда чищу гальюны и думаю: «О, ад ты мой маслянистый, разрази меня дерущиеся боги». А иногда и что-нибудь получше. Знаешь, что я сегодня видел? С верхнего неба свалилась одна штука, примерно месяц назад. На пляже, к северу отсюда. Ее положили в банку и за пару монет показывают всем желающим.