Книга Эхобой - Мэтт Хейг

Мне стало страшно, когда Лина, то есть ее симуляция, встала и направилась ко мне. Она смотрела мне прямо в глаза. Ее симуляция казалась более настоящей, чем она сама в реальной жизни. Я ни разу не видела никого, кто казался бы более настоящим. Я даже могла разглядеть волоски над ее верхней губой.

— Когда я была чуть младше тебя, я тоже потеряла родителей, — сказала она. — Они погибли при крушении дешевого шаттла, который летел на Луну. Я лучше, чем кто бы то ни было, знаю, как опасны технические недоработки.

— Ха! — парировал дядя Алекс. — Дефективные военные роботы, убивающие объединенные войска? Информационные линзы, ослепляющие людей? Дающие сбой роботы-охранники? Пожалуйста! Ты знаешь об опасности некачественной техники, потому что сама ее производишь.

Лина Семпура пропустила его слова мимо ушей и продолжала, обращаясь ко мне:

— Не глупи. Не становись его пиар-мартышкой. Не унижай этим память своих родителей… Помни, что твой отец был ярым противником всего, за что борется твой дядя.

Я вскипела:

— А за что боретесь вы?!

— Но он выбрал продукцию нашей компании, разве не так? О чем это говорит, Анна?

— Ее зовут Одри, — с нажимом произнес дядя Алекс.

— Итак, дамы и господа, — заговорила Кандрисса. — Я приношу свои извинения за это вторжение. Мы бы с большой радостью ответили и на другие ваши вопросы. Но ввиду того, что конференция была сорвана вторжением нашего главного конкурента, боюсь, нам придется закончить, если, конечно, Лина Семпура ни соблаговолит покинуть нас.

— О, не переживайте, — сказала Лина, пока все остальные в комнате с интересом следили за разыгравшейся драмой. — Я ухожу.

Но прежде чем раствориться в воздухе, она обратилась ко мне:

— Открой глаза, девочка. Открой глаза.

И она исчезла.

— Хорошо, — сказала Кандрисса. — Продолжим.

Дядя Алекс посмотрел на меня:

— Одри, ты в порядке?

— Джелани Обуромо, — представился мужчина из первого ряда. — «Дом и робот». Простите за прямоту, но вы видели, как Алисса убивала ваших родителей?

Ответ стоил мне огромных усилий:

— Когда это произошло, я была в капсуле, но потом видела запись. Я знаю все.

— Как вы думаете, почему это случилось? — не унимался журналист. — Как по-вашему, почему у Алиссы произошел сбой?

— Я… Я не знаю… — тут в памяти всплыла картинка. — Она назвала чье-то имя. Она сказала: «Розелла».

— Розелла? — выдохнули разом человек пять, не меньше.

— Убив их, она сказала: «Розелла». Я не знаю, кто это такая…

Симуляция снова перешла в режим стоп-кадра. Я увидела, что дядя с беспокойством смотрит на меня.

— Похоже, тебе все это дается слишком тяжело. Мне очень жаль. Но тебя однозначно травмирует эта ситуация. Думаю, на сегодня хватит. Тебе пора покинуть конференцию… Мы с Кандриссой и сами справимся.

— Но…

И вдруг оказалось, что я разговариваю с пустотой. Я сидела в темной капсуле, со считывателем мыслей на голове, и понимала: кем бы или чем бы ни была эта «Розелла», мой дядя знал о ней и ему было что скрывать.

ГЛАВА 6

Выйдя из капсулы, я решила остаться в своей комнате. Слезы катились по щекам, меня трясло. Я сидела и прислушивалась к отдаленным выкрикам очередных манифестантов, которые митинговали где-то около Зоны Возрождения. Смотрела в окно на вращающуюся сферу и голубой логотип в виде замка с тремя башнями.

Подо мной, внизу, оружейная комната. Можно взять позитрон, направить на себя и превратиться в ничто. Мрачная мысль. Я попыталась выгнать ее из головы.

Попробовала почитать книги по философии — раньше они всегда мне помогали, но не в этот раз. Может быть, потому что я взялась за Платона — древнего философа, труды которого я собиралась изучать в Оксфорде. «Иногда даже справедливость приносит вред».

Можно ли сказать, что я в такой же ситуации?

Стоило ли бороться за справедливость, если родителей уже не вернуть? И вообще, что такое справедливость? Единственное, чего мне по-настоящему хотелось, так это жить в мире без Эхо. Я никогда не смогу чувствовать себя спокойно, зная, что эти машины всегда где-то рядом — как сейчас в доме у дяди Алекса. Машины, которые могут убивать.

Я подошла к окну. Посмотрела на водосток. Он был в полном порядке. В ту ночь, когда Дэниел карабкался к моему окну, он пытался добраться до меня. Я очень сомневалась, что он должен был выполнить какую-то работу.

С этими мыслями я вышла из комнаты. Пару мгновений постояла у лестницы, прислушиваясь, нет ли поблизости Эхо.

И тут мне на глаза попалась одна картина. Я сразу ее узнала.

Ночь, старинная улица освещена фонарем, которых уже лет двести никто не видел. Но небо над улицей не темное, а голубое, залитое солнцем, с облаками, похожими на сахарную вату. На картине одновременно изображены ночь и день. И это не Пикассо и не Матисс. Она написана художником, которого звали Рене Магритт. «Империя света», любимая мамина картина. Интересно, знал ли об этом дядя Алекс? Может, и знал. А что, если он получал какое-то извращенное удовольствие, покупая вещи, которые мои родители, да и большинство людей, не могли себе позволить?

Я посмотрела на свои руки — они все еще дрожали. Конечно, проще всего вернуться в комнату и надеть нейродетекторы. Но я этого не сделала. Я хотела и дальше чувствовать страх. Хотела оставаться собой. А еще я хотела увидеть дядю Алекса и спросить его, глядя в глаза, почему он заставил меня снова пережить этот ужас. Хотя я и понимала, что, скорее всего, он повторит то же, что сказал на виртуальной пресс-конференции.

— Дядя Алекс? — позвала я. — Дядя Алекс, где вы?

Я услышала чьи-то шаги. Кто-то бежал из его офиса по лестнице. Это была Кандрисса. Она сосредоточенно отдавала мысленные команды с помощью ментального провода и встрече со мной явно не обрадовалась.

— Я ищу дядю.

Она подошла ко мне и заговорила тихо и холодно:

— Понимаешь ли ты, сколько у него важных дел? Какая ответственность лежит на его плечах?

— Конечно, понимаю.

— Он не будет всю жизнь нянчиться с крошкой-племянницей.

Я сердито смахнула слезу.

— Я об этом и не прошу. Нянька мне не нужна. Мне уже пятнадцать.

С улицы донесся шум. Опять протестующие…

На этот раз голоса раздавались ближе. Я вспомнила, как дядя рассказывал о том, как манифестанты пытались прорваться в дом. Я осмотрела холл. Дорогую мебель. Нанообои, деревья на которых медленно покачивались на ветру, мягкий ковер, произведения искусства. Все вокруг отличалось от мира снаружи. Мира, полного озлобленных людей, у которых очень мало денег и которые потеряли работу, потому что их заменили Эхо.