Книга Дыхание Армагеддона - Мурад Аджи

Увы, этот вывод — не преувеличение.

Кавказскую Албанию ныне связывают лишь с Северным Азербайджаном, что некорректно. Известно, ее столицей был Дербент, а граница простиралась за Дербент, но как далеко? Ответа нет. А должна остаться межа на севере, потому что дальше лежал Дешт-и-Кипчак (его Хазарский каганат).

К географическим границам во все времена люди подходили ответственно, они проводили их обычно по естественным рубежам: по фарватеру реки, по горному хребту. В противном случае на границе размещали курганы или приграничные камни.

Словом, мне требовалось найти то, чего давно уже нет… Но есть! А дома ведь и стены помогают.

Дагестан — родина моих предков, страна, которую оставили без истории. Там народная память хранит то, что политики по недомыслию считают утерянным. А ничего не пропало, все на виду. Не беда, что находки выглядят этнографической загадкой, иногда и бессмыслицей, все зависит, как взглянуть — с каким знанием.

Среди кумыков бытует деление на «засулакских», то есть чужих. Для северных кумыков южные кумыки — засулакские, для южных — северные. Вроде бы бессмыслица? Но я подумал, а не река ли Сулак была границей Кавказской Албании на севере? Похоже на правду, очень похоже.

Кумыки как народ появились в XIX веке, когда Россия колонизировала Кавказскую Албанию, до той ее победы южных кумыков звали кипчаками (барсилами), а северных — кавказскими татарами, или куманами. Те и те говорили на одном языке, их и объединили в один народ. Всех скопом. Не думая.

Царизм этнографические проблемы решал росчерком пера, Советский Союз — того быстрее. Колонизаторы написали историю Дагестана и всего Кавказа, поэтому в ней все так, как есть сегодня. Мягко говоря, нелогично.

Тут важно бы знать, что южные кумыки пришли на берег Каспия за тысячу лет до северных, во время Великого переселения народов (я рассказал об их приходе в очерке о Дербенте). На Кавказе у них сложились свои правила жизни (адаты), чуть изменился язык. Например, их селения в XIX веке были из камня, тогда как у северных кумыков из самана. И планировка селений была иной — ближе к городской, то есть с закрытыми кварталами.

Конечно, то не единственное, что отличало выходцев с Алтая, которых царизм назвал кумыками, но память народа хранит прошлое как знак этнической уникальности, чего и не поймут политики… «Не во власти народа терять из памяти» — это слова Тацита.

Память кумыков сберегла отзвук времен, когда тюрки делились на орды и тухумы, когда понятие «свой — чужой» было иным, чем ныне… Этнографические «нюансы» истории очень многообразны и убедительны, но изучал ли их кто? Я таких работ не видел. А если взять адаты кумыков, то видно, как делилось кавказское общество, по каким законам оно жило, общалось, воевало, праздновало, думало.

Поведение отличало людей на Кавказе! Не национальность. Не этнические корни.

Царизм «собрал» народы Кавказа из осколков Кавказской Албании, собрал грубо, меняя людям традиции и нормы быта. Старое заставлял забывать, новое обязывал помнить. Силой! Так поступали все агрессоры мира.

Но оставалась память, тут власть колонизаторов бессильна. Память не исчезала, сохранялась, переходила от деда к внуку, ложилась в сюжеты народных сказаний, жила в привычках и застольных разговорах. Даже в анекдотах. Собственно, она и есть народ, его история, его душа!

Память, оставленная предками, и вывела меня на берег реки Сулак.

Ныне это малоприметная река, не похожая на пограничную реку, в горах бурная, а когда выходит на равнину, затихает. На ее южном, «албанском» берегу, у самого стыка гор и равнины, следы крепости и древнего города — остались оборонительная стена, фундаменты башен, курганы.

Сооружение закрывало путь в Албанию, служило таможней и заставой, его звали Беленджер, теперь — Чирюрт. Город стоял на границе, в нем жили албаны и хазары, граждане разных стран, но дети одного народа. Предки сегодняшних кумыков.

Теперь понятно, почему тюркский язык был международным языком на Кавказе? Там жили тюркские адаты.

К западу от крепости граница иная, тоже сохраненная в памяти. Даже дети знали, что существовала невидимая линия, которую нельзя нарушать, она шла по склону на высоте двухсот-четырехсот метров и служила границей равнины и гор.

Между прочим, говорил о ней и Лев Николаевич Толстой. Тянулась линия далеко, до Бештау (Пятигорска), за городом лежал пограничный камень (он и ныне лежит там!), от него граница сворачивала на юг, по реке шла до Кавказского хребта и через земли Восточной Грузии уходила за озеро Севан, у реки Араке отклонялась к Нахичевани и выходила к берегу Каспия.

Конечно, моя маркировка условна, но она показывает: Кавказская Албания — вовсе не районы Азербайджана, как утверждает «официальная» наука. И уж тем более не Кумукстан, Лезгистан или Аварстан, а что-то существеннее, объединяющее Северный Кавказ и Закавказье.

В голове не укладывалось, это же — родина десятка кавказских народов, забывших свое родство! Два века длится их беспамятный сон… Во сне воюют и враждуют они. Такое и представить невозможно.

Когда я положил на карту епархии (провинции) Албанской Апостольской церкви, они, все двенадцать, почти совпали с территорией, которую рассчитал «этнографическим» путем. И мне стало легко на душе.

И совсем облегченно вдохнул, когда встретил в книге у Гильома Рубрука, папского легата, в XIII веке проезжавшего здесь, подтверждение: Северный Кавказ входил в состав Албании. Это утверждал и Исидор Севильский (до Рубрука): граница Кавказской Албании шла от Каспия по предгорью в сторону Азовского моря (Меотидских болот). Знал об Албании и Марко Поло, великий востоковед Средневековья.

Значит, все правильно… Расчет мой верен.

Однако радость длилась недолго. Открыв книги по истории Кавказской Албании, я почувствовал запах несвежести. Как от куска мяса, забытого неумелой хозяйкой в углу кухни. Огорчила «История страны Алуанк» Мовсеса Каланкатуаци, книга предположительно X века, ее академическое издание (1984 год) оставило крайне неприятное впечатление.

Сравнив текст с дореволюционным изданием (1861 год), я пришел в тихий ужас. Если это — плод советской науки, что же тогда есть фальсификация?

Изменено даже имя автора: Моисей Каганкатваци стал Мовсесом Каланкатуаци. И если бы это было единственное исправление. Дописаны страницы, приведены «дубовые» комментарии, рассчитанные на идиотов. Исправлены сотни «ошибок» автора. Что было, что стало — понять нельзя, анализировать — тем более.

Ложь, противоречащая себе же, и я готов ее доказать, но не здесь.

Самый главный пассаж? Вот он. Я не понял, как могли перевести албанскую книгу, если албанское письмо не читаемо? Если поныне не прочли даже простейшие фразы на памятниках, а здесь — книга? Да еще с «научными» комментариями?

И потом — что вообще не укладывается в голове — куда делся албанский ее текст? Оригинал же никто не видел. Его, как уверяют, нет в природе… О чем тут говорить? О какой науке?